Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

-- Все идетъ превосходно! вскрикнулъ онъ, встрѣтясь съ Вольнофомъ.-- Вотъ ужъ съ часъ, какъ его голова совершенно ясна. Я не пробовалъ пробраться къ нему,-- ибо думаю, что не смотря на это, все таки надо отстранять отъ него самое малѣйшее волненіе; но я говорилъ съ Даутербахомъ -- тотъ въ большомъ горѣ. Онъ ожидалъ воспаленія мозга -- и вдругъ видитъ, что оно отъ него ушло. И Селльену, сравнительно говоря, хорошо, сегодня я могу ѣхать домой съ облегченнымъ сердцемъ. Какъ рада будетъ моя жена! Я можетъ быть привезу ее завтра. Ваша супруга уже дала свое позволеніе на это. Итакъ, до свиданія, господинъ Вольнофъ, до свиданія!

-- Чистокровная лошадь этотъ рыжій меринъ, сказалъ трактирный слуга, глядя вслѣдъ скачущему въ галопъ всаднику,-- а все же онъ дрянь насупротивъ того жеребца, на которомъ онъ пріѣзжалъ въ воскресенье ночью; вотъ-та такъ капитальная лошадь!

Взоръ Вольнофа также слѣдилъ за стройнымъ всадникомъ, такъ спокойно и увѣренно сидѣвшемъ въ сѣдлѣ. "Если онъ такой мерзавецъ, какимъ я его считаю, плохо ему придется. Надобно сдѣлать такъ, чтобъ Готтгольдъ ничего не замѣтилъ; это страшно взволновало бы его, да къ тому же еще безъ основанія. Я по крайней мѣрѣ, хочу найти "основаніе повѣрнѣе" {Слова Гамлета, когда онъ хочетъ испытать братоубійцу Клавдія театральнымъ представленіемъ этого убійства на сценѣ.}. Конечно, для этого не годится драма; силокъ, въ который попался бы этотъ мошенникъ, долженъ быть похитрѣе сдѣланъ".

Готтгольдъ протянулъ своему другу, когда тотъ вошелъ къ нему, слабую, но не лихорадочную руку.

-- Возмите, сказалъ онъ,-- пощупайте сами. Теперь, этимъ рукопожатіемъ позвольте благодарить васъ за всю вашу любовь. Я не настолько былъ лишенъ сознанія, чтобы сквозь фантастическій безумный бредъ, который мучилъ меня, не узнавать, отъ времени до времени, вашего лица, всегда съ однимъ и тѣмъ же чудеснымъ выраженіемъ состраданія, о которомъ я буду вспоминать съ благодарностію всю свою жизнь.

Голосъ Готтгольда дрожалъ, въ глазахъ блестѣли слёзы.-- Это не болѣзненная слабость, сказалъ онъ,-- я признаюсь, что это такое: это могущественная сила новаго для меня чувства. Мнѣ такъ рѣдко приходилось благодарить за тѣ одолженія, какія оказываетъ намъ любовь. Та, которая для другихъ людей служитъ всю жизнь образомъ самоотверженной любви,-- мать умерла у меня такъ рано -- я едва помню ее; отъ отца отдѣляла меня, какъ я долженъ предполагать, непроходимая пропасть; и вотъ уже десять лѣтъ какъ я скитаюсь по свѣту -- тысяча различныхъ обстоятельствъ, тысяча различныхъ отношеній, постоянно ставятъ меня въ оживленныя сношенія съ людьми среди большаго кружка друзей, часто даже дѣлаютъ средоточіемъ этого кружка, но не смотря на то, въ сокровенной глубинѣ моей души я все таки одинокъ -- одинокъ и жажду любви; и эту-то любовь далъ мнѣ, такъ поздно, человѣкъ который увидалъ меня первый разъ всего нѣсколько дней тому назадъ, котораго я также до тѣхъ поръ никогда не видалъ и не имѣлъ съ нимъ ничего общаго кромѣ самыхъ обыкновенныхъ дѣловыхъ отношеній.

Серіозное смуглое лицо купца выражало глубокое внутреннее волненіе, когда послѣ короткой паузы онъ съ какимъ-то особеннымъ мягкимъ и тихимъ выраженіемъ, составлявшимъ отличительную черту его голоса, сказалъ:

-- А что если я васъ, а вы меня видѣли въ первый разъ не нѣсколько дней тому назадъ; что если я качалъ васъ на рукахъ, когда вы были четырехъ-пятилѣтнимъ мальчикомъ,-- если участіе, которое я въ васъ принимаю, основывается на болѣе глубокихъ причинахъ, чѣмъ наши дѣловыя отношенія,-- если оно связано со всѣмъ, что составляло поэзію и блескъ моей жизни: что тогда, мой милый молодой другъ, что тогда?

-- Вы знали мою мать? спросилъ Готтгольдъ, полный ожиданія,-- вѣдь вы должны были ее знать!

-- Я зналъ ее и любилъ. Знать ее и любить -- значило для меня тогда одно и то же, да даже и въ эту минуту это кажется мнѣ такъ же тѣсно связаннымъ какъ свѣтъ и тепло.

-- А моя мать -- любила васъ? Откройте мнѣ это, разрѣшите мнѣ загадку насчетъ отношеній моихъ родителей, которую я и теперь еще не могу рѣшить.

Вольнофъ покачалъ головой.-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ онъ,-- этого не было; и если одну минуту мнѣ и казалось такъ, то это именно былъ обманъ моихъ чувствъ,-- и я, хотя и съ болью въ сердцѣ, считаю гордостью моей жизни, что я не допустилъ этому обману ослѣпить меня, что онъ не помѣшалъ мнѣ разглядѣть тотъ суровый путь, но которому заставлялъ меня идти мой долгъ, моя честь.

-- Вы затемняете загадку, вмѣсто того чтобы разрѣшить ее, сказалъ Готтгольдъ.