Про Клаву Иванову (сборник)

– Забегали! – обернулся Гуцких.

– У него кто хочешь забегает, – отозвался Родион. – Агитатор!

– Старшой из него получится, – сказал Гуцких. – Только б грамотешки еще ему да выдержки побольше… А ты что задумался, Родион?

– Сгорит это все, – Родион широко повел рукой. – Какой лес! Жалко…

– Конечно, жалко…

– Читал я в книге, Платоныч, все товары на земле дешевеют. И руды, и само золото. Один только лес дорожает.

– Верно.

– Год от года! По всему миру!.. Один лес! А мы, значит, коренное это народное богатство – в дым?

– Не говори…

– Ну ладно, Платоныч, пока!

Отбойной волной вертолет положил на площадке траву, нагнул молодняк, обеспокоил вершины деревьев, поднялся круто и ушел в сторону пожара; треск его скоро помягчел, затих в вышине и дали. Родион не стал дожидаться, когда он растает совсем, двинулся напрямик туда, где уже вступили топоры. Тайга была не молодая, но и в силу пока не вошла. Лес только начал смыкаться поверху, а уж кое-какие деревца теряли кору и хвою, прибаливали у земли, чахли, засоряли все под пологом, изготовившись уже гибелью своей помочь лесу набрать ту мощь, что определена ему природой.

Как раз в этом-то замшелом подлеске и жил огонь, которым держался пожар. Беда еще, что долгими здешними зимами снежные подушки нагружали, калечили молодняк, и некоторые деревца, согнутые еще в раннем детстве, так и не распрямились – стволики вышли слабосильными и льнули к земле. Весь этот нижний ярус леса сжирало огнем. Хорошо хоть, трава уже зеленая пробила, упутала старую, сухую и ломкую, а то бы тут не прошуровать. Надо скорей чистить полосу для взрывчатки.

– Куда? Куда ты швыряешь? – услышал Родион надсадный голос Бирюзова. – Срубил – в сторону пожара кидай, понял? Да под корень ее руби, под корень, она у тебя пружинить не будет. Гляди – укоротишь руку! Эх, японский городовой, пропаду я тут с вами! Ты что, сроду топора в руках не держал? А как же ты жил?

Родион вышел из-за кустов. Евксентьевский двумя руками, по-бабьи держал топор.

– Ну-к, я разомнусь. – Родион скинул куртку. – Посторонись-ка!

– Эй, сюда! – закричал Бирюзов на весь лес. – Все с топорами – сюда! Живо!

Родион, не торопясь, отстегнул пряжку чехла, достал топор, и он у него заиграл на солнце. Ну! Шагнул вперед, занес топор высоко за голову, а левую руку, ту самую, на которой не было указательного, пустил вперед и в сторону, изготовился. Впереди рос мелкий ельник, редкие березки и осинки, какой-то кустарник плелся. Все это надо было убрать, просечь полосой. Родион пошел. Топор заблестел, зазвенел, описывая кривые круги и для своей секундной работы почти не задерживаясь у земли, где мелькала под лезвием беспалая Родионова рука, что жила будто бы своим отдельным движением, прибирая и отшвыривая в сторону все отсеченное от корней. Славно!

– Комбайн, – проговорил кто-то из рабочих, а Гришка Колотилин, ступая, как на привязи, следом, молча ловил глазами топор Родиона и легонько отталкивал Саньку, который тоже ступал по просеке, любовно оглядывал бугристую спину друга, бритый его затылок, ноги в крепких сапогах и поборматывал: «Во так вот! Во так вот!» (Ах, славно! Санька-то понимает, а эти пусть поглядят, пусть. И, между прочим, интересно, что в разной работе находишь разное. Когда делал топорище, вроде тихой радости что-то было, а тут захмелел ровно, и сила идет, и руки друг с другом будто переговариваются, и ноги – словно бы на пружинах. Вот эту рябину еще убрать. Квёлая, наподобие капустной кочерыжки…)

– Так и руку недолго, – услышал он брюзгливый голос Евксентьевского.

– Она у него дело знает, – возразил Бирюзов.

– Палец-то он отхватил.

– Это дело совсем другое. – Родион приостановился и тут же вскрикнул: – Ты это чего, паря!

Гришка Колотилин вырвал у Гуляева топор, завертел перед глазами и будто забыл про все. Он пробовал ногтем жало, примерял топорище к ноге и плечам, прицеливался им в солнце. Родион понял, но повторил на всякий случай:

– Ты чего?

– Кто делал? – спросил Гришка.

– А что?

– Кто этот «звонарик» делал?

– Да зачем тебе? – улыбнулся Родион.

– Признаю. Скрипочка!

Санька уже скомандовал по местам, и рабочие пошли, но Гришка все оглядывался из-за плеча, а Родион смотрел на парня и смеялся.

– А вам надо другое дело дать, – обернулся он к Евксентьевскому, когда рабочие ушли.

– Я тоже хотел бы новую работу, – сникшим голосом попросил Евксентьевский.

– Может, ямки копать?

– Ро-дя! – предостерег Санька.

– Ладно, ладно тебе, Саня, – примирительно сказал Родион.

– Ну хорошо – я подчиняюсь… Давай-ка ты! – Бирюзов потянул Евксентьевского за рукав, и они пошли к вертолетной площадке. – Тебя как звать-то? Виталий? Слушай, Виталь, я б тебя заставил делать то, что сейчас надо. Из-за Гуляева согласился, он у нас шибко добрый. А копать, учти, тоже не мед, тут легких работ нет.