Про папу

Энергии много, здоровья пока тоже, не успела еще нахвататься ни всякой дряни на мусорках, ни паразитов в шкуру и в живот. Бегает, крутится возле старших, то одному морду полижет, то на другого наскочит. Парни недоверчивы, даже ко мне, особенно рыжий, только недавно перестал пугливо вздрагивать всей шкурой разом на каждое мое движение, а эта бросается сразу в ноги. В ее возрасте и цыплячьем еще опыте — каждый друг, с каждым можно поиграть.

Высыпал свою снедь на асфальт, на три примерно равные кучки разделил. Первым овчарочий потомок подбежал, вторым, недоверчиво озираясь по сторонам, рыжий.

А третьей из-за угла выкатилась серая девочка, подбежала к еде и вдруг, подняв голову к небу, стала радостно лаять над ней. Глаза ее сияли, как две влажные звездочки, и было совершенно понятно, что она кричит:

— У меня есть еда! Много! Я голодна, а у меня есть еда! Я знаю, что пришла в этот мир для радости!

Счастье стояло у моих ног, смеялось и с детской, голодной жадностью глотало остатки котлет и мягких костей, повизгивая от радости, бросалось попить к водостоку и снова кидалось к вкусно пахнущей горке. А я стоял, смотрел и чувствовал, как у меня, чуть пониже груди, распускается теплый цветок.

Я погладил вворачивающуюся в мою ладонь собачью голову. Собака говорила спасибо мне, а я ей. И неизвестно, кто кому дал больше. Это так легко и просто. И пусть никто никогда не будет голодным.

1 декабря 2017 г.

Месяц пролетает как три дня. Наверное, поэтому счастье выдается человеку не горами, а жменькой, как семечки на базаре. Но ведь и цена на самом деле невелика.

Идешь по солнечной, зимней улочке, шапка набекрень, спешить некуда, щелк-пощелк, а насыпь мне, тетенька, еще горсточку.

Целоваться — в юности кажется — бесконечно можно. Только сели вечером на скамеечку, только упругие губы, налитые свежестью и жизнью, в свои взял, а уже и светает…

Когда папа клеит марку на конверт, чтобы отправить письмо старинному другу, или суетится над противнем запеченных яблок, я смотрю на его долгие пальцы, немного неловкие, слегка непослушные. И внезапно чувствую, что больше всего на свете люблю и эту марку, и конверт, и эти неспешные ладони, и воздух вокруг, и запах теплой яблочной кожуры…

Когда-нибудь я буду задумчиво укладывать яблоки в печь или клеить марку. И улыбаться каждый раз. Те, кого любишь, уходят только с нами.

10 декабря 2017 г.

Слетал ненадолго по делам в Москву. Хорошо, что есть Сашка, подстраховал, а то бы вообще труба. Когда вернулся, Симферополь встретил солнцем, теплым ветром и ощущением, что в груди открыли настежь окно.

Первой меня встретила растолстевшая собака Белка, взяла меня за руку зубами и потащила в дом, дескать, где ты шлялся так долго, потом вышел улыбающийся Сашка, сдавая пост капитана нашего корабля, а за ним заковылял Его Величество Папа.

Последней пришла Котася, сказала «Вя-я-я!» и затопталась лапами на пуфике. Дескать, ты можешь подойти и меня наконец погладить.

Вот я и дома. Впрочем, и в Москве был в своей тарелке. И в Гамбурге. Где нужнее всего — там и дом.

11 декабря 2017 г.

Раз в неделю я чищу уши собаке Белке. У нее воспаление застарелое, хроническое, острую фазу я снял антибиотиками, но периодически надо снова наматывать вонючую грязь на кулак, поражаясь, как все это может храниться в сравнительно небольших отверстиях. Белке давным-давно уже не больно, и она воспринимает эту процедуру как игру, давая мне ковыряться у нее в голове, сколько мне хочется, и только покряхтывает от удовольствия. Но ровно до тех пор, пока я делаю это, обернув руку простыми салфетками.

Стоит взять в руки салфетки бактерицидные — истерика, паника, смешанная с возмущением, будто королеве французской на балу пьяный посол задрал подол. Видимо, запах «зеленого чая» и «освежающей мяты» накрепко соединились в собачьем мозгу с борьбой в кабинете ветврача, когда каждая процедура превращалась в смесь зоопорно с БДСМ.

— Белка, дура, да какая разница!

— Разница есть, не подходи ко мне!

— Это те же самые салфетки, только влажные…

— Ты и тогда говорил, что будет не больно, а было, было, было!

Я уже пробовал колбасу ей на этой салфетке ненавистной подавать.

— Ты что-то замыслил…

— Ну, как тебе сказать.

— Однако колбаса.

— Да. Это колбаса. Для тебя.

— Вижу. Это и пугает.

Колбасу, однако, берет. Осторожно, вытянув шею.

Не лучший метод. Потому как, конечно, рано или поздно пищевой рефлекс победит, но что я тогда буду делать, если каждый раз она при появлении салфетки в моей руке начнет вертеть головой в поисках ливерки? Нельзя чистить уши в динамике.

Ничего, это когда еще будет, не битьем так катаньем.

А пока, сучара, кусается. Не сильно, прихватывает только, пугая, но сам факт того, что твоя же собака морщит на тебя нос, подрагивая верхней губой, крайне обиден. И я снова подумал о детях.

12 декабря 2017 г.