В руках он держал настоящий древний АКМ! «Калаш»! Без ПО, без GPS, без вакуумной подачи плазменной струи…
Стоп, какая струя! «Калаши» же вообще как-то иначе стреляют?!
Я хотел взять протянутый командиром автомат и чуть не выронил: тяжёлый.
Сержант Исаков отодвинул меня, принял кусок воронёного металла с вставками из настоящего дерева, погладил ласково.
Автомат не запищал, и вообще никак на смену хозяина не отреагировал.
— Всем слушать меня! — взревел командир. — Завтра на нас пойдут врукопашную! Просвета в этом бреду нет и не будет. Ракеты не полетят, машины — не поедут. Система электронного подавления сожрала всё… Мы тут с голоду…
Командир выхватил глазами толстую редисину в руках сержанта Исакова, лучшего ракетчика по итогам последних стрельб, запнулся…
Кому теперь нужны эти ракеты? Оружие с незагруженным ПО стрелка даже не опознаёт.
— Консервы можно на собачках возить, — ввернул Елыкомов. — В соседней части, однако, верблюда из зоопарка увели, так он прицеп тянуть не хочет, плюётся!
Командир выматерился, отобрал у каюра остатки редиски и сунул нам потрёпанную желтую брошюрку: «Наставление по стрелковому делу. Винтовка обр.1891/30. Воениздат НКО СССР 1943 г.».
— Другого не нашли. Разберётесь. Введение пропускаете, читаете первую и пятую часть. В музее сказали, что там и про патроны, и про подготовку оружия к бою.
И он ушёл доедать нашу редиску, а мы уселись разбирать «калаш».
Всю ночь мне снились кошмары: вот сержант Исков набивает в магазин непослушные остроносые патроны…
Вот наводчик Петров откручивает кевларовую пластину от мёртвого экзоскелета и пытается зафиксировать на груди разгрузкой…
А вот мы снова роем окопы старенькими сапёрными лопатками, как в чёрно-белом кино. Роем и роем, и роем…
На рассвете двинулись цепью. Небо было чистое: никакой рекламы и искусственных птиц.
Навстречу нам двигалась цепь противника — стильная натовская форма, яркие губы, высокие берцы, шаг от бедра.
Я покосился на сержанта Исакова, отягощённого нашим единственным автоматом, и тихо спросил:
— Бабы, что ли?
А в голове билось: «Вот тебе и железный занавес! Это что же у них с армией за последние 100 лет сделали?»
Исаков от удивления вскинул АКМ и дал очередь вверх.
По цепи заорали: «Не стрелять».
Три натовские «девицы» от страха упали на землю, остальные с визгом бросились прочь.
Исаков ошарашенно опустил автомат и достал из кармана последнюю редиску…
Крейсер «Аврора»
— Баю-ба-аюшки баю-ю! — надрывалась бабушка.
Четырехмесячный внучок строго глядел на неё, хмуря светлые бровки. В серых, ещё подёрнутых младенческой дымкой глазах, — сна и не ночевало.
— Да брось ты эти баюшки! — внучка оторвалась от мытья посуды и встала в дверях единственной комнаты, комкая полотенце. Левую руку она кое-как обтёрла, а на правой борода мыльной пены тянулась до самого локтя. — Спой ему про крейсер «Аврору»!
Бабушка осуждающе затрясла головой. Ей показалось, что взор внучка затуманился, наконец… Однако это была военная хитрость: дитя прищурилось на мир и завертело головкой с удвоенным интересом.
— Да спой ты ему про крейсер! — рассердилась внучка.
Бабушка тоже рассердилась. Она считала, что уж в воспитании младенцев — точно разбирается лучше.
— Что бы он понимал в этом возрасте?!
— А, может, он в прошлой жизни матросом был? — внучка со вздохом смазала мыльную бороду на полотенце и прижала завёрнутого в пелёнку сына к забрызганной футболке.
Сытый младенец снисходительно заулыбался матери.
— Может, мы и вправду рождаемся много раз? Смотри, какие умные у малышей глазки? Сразу после рождения — они ещё помнят прошлое. А потом потихонечку забывают.
Бабушка только покачала головой. Вечно внучка придумывает ерунду.
— Ну, ты сама посмотри, он же все сказки знает!
— Угм, — согласился младенец.
— Рассказать Масе сказку про лисичку и петушка?
— У-у! — разочарованно взвыл кулёк.
— А про колобка рассказать?
Дитя задумалось. Выражение лица стало смешным и сосредоточенным, и внучка начала:
— Жили себе дед да баба. Вот дед и говорит…
Младенец так оживился, что бабушка поняла: всё, никакого сна сегодня уже не будет.
— …испекла бы ты баба — колобок. Где у нас баба?
Дитя поискало глазами бабушку, и та расплылась в улыбке. За этот ищущий взгляд она готова была простить судьбе все обиды и неудачи. Поверить во что угодно: ну пусть хоть моряк… Ведь никто же не знает наверняка?
— Ладно, вы тут укладывайтесь, а я домывать пойду, — внучка отдала сына в теплые надёжные руки и выскользнула за дверь.
А через минуту раздалось приглушенное шумом воды:
— Дремлет притихший северный город…
Кто ж его знает, почему у младенцев в ходу такой странный репертуар?
Институт Плача
— Я умру за этого человека!
Печальный лохматый юнец поднялся с третьего ряда, и улыбка тронула его губы, преобразив вдруг их обладателя совершенно. Мешковатые джинсы, нестриженная шевелюра… Всё отступило на периферию восприятия. Только улыбка, только сияющие глаза.
Зал был заполнен почти на треть. Почему встал именно этот человек?