Про все

Всю свою жизнь мне хотелось знать, какие чувства испытывали инженеры и ученые, которые создавали оружие массового уничтожения для обоих государств. Я задала Ли вопрос, который давно уже волновал меня:

- Эти специалисты никогда не задумывались о человеческих существах, которые могли погибнуть от результатов их труда?

Ли ответил честно:

- Молодым я не думал о людях, которые могут попасть под ядерный удар. У них не было ни лиц, ни семей. Для меня это была исключительно техническая, а не гуманитарая проблема. И способ прокормить семью.

Ли рассказал мне о том, что в подвале его дома во время кубинского кризиса (мне тогда было пять месяцев) хранился запас консервов на случай ракетного удара.

- В те дни я много молился, молился о том, чтобы не произошло непоправимого.

По окончании кризиса Ли забыл о страхе и вернулся к работе, проектируя новое, более совершенное оружие:

- В то время я считал за честь работать над системами вооружения, которые использовались для защиты моей страны.

Я никогда не говорила на эту тему с советскими инженерами или учеными, которые тоже "ковали щит" Родины. Но я уверена, что эти люди разделяли чувства Ли. И на наших оборонных заводах люди гордились тем, что помогают защитить наш образ жизни. И они, спасибо пропаганде, своим врагом считали государство, а не отдельных людей, которые хотели вырасти, влюбиться, родить и воспитать детей, а если уж умереть, то только от старости.

В конце шестидесятых годов, после того, как беспорядки на расовой почве затронули многие черные гетто, Ли решил заняться социальными проблемами. Он ушел с государственной службы и начал готовить молодых черных полиграфистов. Теперь у Ли был собственный завод, на котором изготавливалось теплотехническое оборудование.

Хотя Ли долгие годы думал о необходимости налаживания контактов с русскими, я стала первой русской, которую он встретил в своей жизни.

- Когда ты вошла в мою жизнь, - говорил он мне, - происходившие во мне перемены завершились. Ранее я только теоретически воспринимал последствия ядерной войны, но, встретив одну из "целей" во плоти и крови, окончательно осознал, к чему стремился.

Ли также устроил мне встречу с сотней черных бизнесменов, и я согласилась рассказать о том, как жилось в Советском Союзе черной русской, то есть о своей жизни. Представив меня своим друзьям, Ли надеялся, что они примут более активное участие в его миссии. Когда я шла на встречу с бизнесменами, у меня дрожали колени. Я никогда не выступала перед публикой, ни в России, ни в Соединенных Штатах. Оглядывая море черных лиц, журналистов, банкиров, строителей, я вдруг поняла, что никогда не видела в одном помещении столько черных.

Я рассказала историю моих бабушки и дедушки, о том, как росла среди белых. Описала первый джаз-клуб в Москве, открывшийся годом раньше, где отмечали дни рождения звезд американского джаза. Речь моя сводилась к тому, что никакой дискриминации черных в Советском Союзе не было в помине. В первые годы гласности мне не хотелось, чтобы мои слова толковались как критика моей страны. Я любила Россию, несмотря на все ее недостатки, точно так же, как черные американцы любят Соединенные Штаты.

Весной 1988 года, перед возвращением в Москву, я записала интервью для программы "20/20" телекомпании "Эй-би-си". Передача вышла в эфир уже после моего возвращения в Москву, и так я нашла моих американских родственников. Голдены отыскали меня только потому, что я показала фотографию бабушки. Без телешоу я бы, возможно, никогда не узнала, что у меня в Америке десятки кузенов, теток, дядей.

МОСКВА-НЬЮ-ЙОРК

Не успела я привыкнуть к московскому времени после возвращения из Нью-Йорка, как В.Листьев, А.Любимов и Д.Захаров, продюсеры новой телевизионной программы "Взгляд", предложили мне подготовить серию сюжетов о моих американских впечатлениях. Никогда ранее чернокожих комментаторов или репортеров на москов-ском телевидении не было. Но "Взгляд", вскоре ставший одной из самых популярных программ, смело ломал установившиеся критерии.

В своих еженедельных передачах "Взгляд" представлял собой альтернативу более осторожным информационным программам государственного телевидения. Программа поднимала самые разнообразные темы: загрязнение окружающей среды, состояние системы здравоохранения, подавление движений национальных и религиозных меньшинств, принудительное лечение в психиатрических клиниках. Она также предоставляла эфир таким людям, как я, вернувшимся из поездок за рубеж, которых несколько лет тому назад не подпустили бы к телестудии и на пушечный выстрел. По мере того, как слабел государственный контроль за доступом к информации, россияне все больше интересовались новостями из Америки.

Я гордилась тем, что стала первой женщиной и, возможно, вообще первой, кто заговорил с экрана о презервативах. "Взгляд" и прежде касался ранее запретной темы о больных СПИДом в СССР, и продюсеры попросили меня рассказать об американском подходе к этой болезни.