Читаем Про все полностью

С одной стороны, это время рождало надежду, с другой - отличалось усилением национальной розни, ростом уличной преступности, нехваткой товаров первой необходимости. Из-за этого все демократически настроенные советские граждане боялись переворота. Как журналистку происходящее раздражало меня. Да, я получила свободу писать обо всем, но мои статьи ничего не могли изменить. Я могла писать о противозачаточных средствах и произносить перед камерой слово "презерватив", но моими стараниями этих противозачаточных средств в московских аптеках больше не становилось.

В это время я и получила фантастическое известие о том, что Фонд Рокфеллера выделил мне грант, стипендию Уоррена Уивера на 1990-1991 годы для изучения истории моей семьи.

Заявки на получение этой стипендии в Фонд поступают со всего мира. Я заполнила необходимый бланк зимой 1990 года в редакции "Московских новостей", но не ожидала получить ответ (какое дело капиталистам до никому не известной русской). Поэтому я была страшно удивлена, когда в апреле раздался телефонный звонок и голос на другом конце провода пригласил меня прибыть в Нью-Йорк на личное собеседование. Этот великий город, город моих бабушки и дедушки, более чем на год стал моим домом.

Я поняла, что стипендия открывает передо мной совершенно новые возможности. Я знала, что, в отличие от моей первой поездки в Америку, на этот раз буду представлять только себя, женщину, ищущую свои семейные корни. Я переставала быть "Еленой, этой интересной черной русской", как характеризовали меня многие американцы. Я превращалась еще в одну чернокожую женщину с легким иностранным акцентом. И действительно, в Нью-Йорке меня часто принимали за уроженку Карибских островов.

Когда я прилетела в Америку в сентябре 1990 года, в аэропорту меня встречали друзья. На этот раз я уже не так судорожно сжимала в руке советский паспорт.

О, МОЯ АМЕРИКА

То был первый весенний день, первый день, когда погода действительно позволяла оставить пальто дома. Как обычно, на работу в Рокфеллеровский центр я шла пешком. Весна в Нью-Йорке - лучшее время года. Воздух кажется чистым, несмотря на забитые машинами улицы. Я вдыхаю ароматы дорогих духов женщин и мужских лосьонов после бритья. Для меня эти ароматы - символ особой энергии, которой заряжен Нью-Йорк. В такой прекрасный день я не желаю замечать другого, привычного для Нью-Йорка запаха - мочи, которым пропитаны входы в подземку и подъезды в районе Центрального вокзала, где ютятся бездомные.

За квартал от моего офиса передо мной материализуется знакомая фигура. Мужчина пытается всучить мне рекламное объявление школы машинописи.

- Вам нужна работа? - любопытствует он.

Мои американские друзья пытались убедить меня, что в Нью-Йорке нужно ходить, глядя прямо перед собой, избегая контакта с незнакомцами. Это трудно. Мне по-прежнему интересно все то, что происходит вокруг меня. Когда мне суют в руку листок бумаги, я чувствую, что должна ответить: "Спасибо, не надо", хотя прожила в городе шесть месяцев и знаю, что в результате могу стать жертвой мошенничества или нападения.

Вот и этот мужчина, набирающий народ в школу машинописи, несколько раз обращался ко мне. Сегодня я решила задать ему несколько вопросов. Что, по его мнению, я делаю здесь каждый день, одетая в деловой костюм? Почему он решил, что я безработная и мечтаю о том, чтобы стать машинисткой?

- Я из России, - говорю я, - поэтому, возможно, чего-то не понимаю. Почему вы раз за разом пытаетесь всучить мне эти листочки?

Мужчина, белый, удивляется моим вопросам. Он останавливал меня, потому что я хорошо одета, на полном серьезе объясняет он. Я выгляжу очень аккуратно, поэтому он уверен, что я смогу научиться печатать. И он не сомневался, что мне нужна работа.

- Но почему? - вновь спрашиваю я. - Как я могу позволить себе деловой костюм, если у меня уже нет работы?

Мужчина пытается просветить меня.

Раз я из России, объясняет он, то, должно быть, не понимаю, сколько денег черные американцы тратят на одежду. Да, это правда. Черный американец, безработный или живущий на пособие, каждый лишний цент тратит на красивую одежду. Так что мой деловой костюм ничего не говорит насчет моего рабочего статуса.

Мужчина нисколько не стесняется все это мне объяснять. Наоборот, ему приятно раскрыть глаза мне, иностранке, на некоторые привычки афроамериканцев. Земля круглая. Кислород необходим для дыхания. Безработные черные тратят все деньги на одежду.

У черного американца не возникло бы и мысли задавать вопросы и, уж конечно, его не удивили бы ответы. Я сталкиваюсь с проявлением расовых предрассудков, от которых мои бабушка и дедушка пытались уберечь своего ребенка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное