Пробуждение

Уилл встал и подошел к двери. За ней стоял малыш Аджай – в школьном блейзере, серьезный и торжественный.

– Уилл, мы решили, что ты с нами поужинаешь, – произнес он глубоким грудным голосом. – И боюсь, у тебя нет выбора.

Мертвый ребенок

Помимо кафе около бювета с минеральной водой и столовой в помещении союза учащихся, в кампусе существовало еще четыре ресторана. В первом из них столики надо было резервировать, ходить туда полагалось в пиджаке и галстуке, там встречались с родителями, там проводились встречи преподавателей. Кроме того, была еще закусочная в манеже, где спортивные команды могли перекусить перед тренировками и соревнованиями и после них. Самым большим из заведений общественного питания было кафе, занимавшее большую часть нижнего этажа в здании, стоявшем рядом с союзом учащихся. Там был буфет, которой работал с шести утра до полуночи все дни недели. Четвертый ресторан, куда соседи по отсеку повели Уилла, назывался «Ратскеллер».

Один пролет вниз по видавшей виды каменной лестнице. Ресторан располагался в подвале Ройстер-Холла, самого старого здания в кампусе. Над дверью висела деревянная вывеска с буквами готического шрифта. Она словно бы вышла из эры Пиноккио и гласила: «РАТСКЕЛЛЕР. ГОД ОСНОВАНИЯ 1915».

Внутри находилось на удивление теплое и уютное подвальное помещение, разделенное кирпичными арками. Две противоположные стены были снабжены каминами. Везде стояли длинные столы и темные скамьи из прочного дерева. Пол был посыпан опилками, на столах стояли медные фонари с лампами в виде свечей. Стены были украшены днищами громадных бочек с названиями старинных пивоварен штата Милуоки. Соседи Уилла объяснили ему, что в то время, когда Центр только-только открылся, «Ратскеллер» был фактически преподавательским клубом, гастрономическим храмом, посвященным доминирующей в Висконсине германской кухне.

С меню можно было ознакомиться на больших прямоугольных досках, висевших на стенах над каминами. На досках мелом были написаны странные слова типа Kielbasa, Sauerbraten, Spãtzle mit Schweinshaxe, Weisswurst, Bratkartoffeln, Hasenpfeffer, Spargelzeit

. За Уилла еду заказали его спутники, а он помалкивал и наблюдал за тем, как его новые товарищи общаются между собой. Умный и тактичный, Аджай руководил направлением беседы и следил за тем, чтобы ее тон был легким. Ник бросался шутками, как надувными мячиками, и противился любой теме, которая становилась слишком серьезной. Элиза больше молчала, но игриво поддерживала Ника, когда тот отпускал язвительные шуточки по адресу остальных членов компании и других учеников, о которых заходила речь – правда, тогда шутки становились уже не такими игривыми. В общем, эти двое специализировались в том, чтобы выводить остальных из равновесия. Уилл пока не мог понять, для чего им это нужно – то ли для того, чтобы скрыть собственную ранимость, то ли Ник с Элизой действительно были отчасти злорадны.

Все это отводило Брук роль самой взрослой. Стоило кому-то пересечь разграничительную линию – и она возвращала остальных в рамки вежливости. А границы пересекались то и дело – хотя бы ради того, чтобы вынудить Брук к очередному выравниванию беседы.

Еду принесли две веселые дородные официантки в псевдобаварских национальных костюмах. Уилл был потрясен. Предстоял просто фантастический пир. На тарелках лежали горы из пяти видов колбасок, политых сметанным соусом. Кроме того, была подана гигантская миска с нежным картофельным салатом, идеально подходившим к мясу, а еще – острая маринованная спаржа и кувшинчики с разной горчицей. В отношении этих приправ даже само слово «горчица» не годилось. Одна была нежной, как бархат, другая кисловатой, со специями, третья – сладкой, как мед, но при этом такой острой, что вышибала слезу. Все это можно было запить поданным в кувшинах холодным и шипучим яблочным сидром, который друзья наливали в большие глиняные кружки, и водой из бокалов.

Аджай упомянул о протесте Уилла насчет правила, запрещающего обмен эсэмэсками. Все рассказали о том, как трудно им было привыкать к этому на первых порах. То есть почти все.

– Я к эсэмэскам никогда особо привязан не был, – объявил Ник.

– Ясное дело, – хмыкнула Элиза. – Для этого надо уметь писать.

– Давайте, давайте, хихикайте, зануды, – усмехнулся Ник. – Да в ближайшем будущем эсэмэски вообще отомрут. Я это знаю точно, потому что, представьте себе, разрабатываю концепцию самой крутой, самой потрясающей социальной сети на свете.

– Умоляю, поведай нам об этом, – попросил Аджай.

Ник заговорил потише, все наклонились к столу.

– Я взял все самое лучшее из YouTube, Twitter и Facebook и соединил в совершенно новый сервис под названием… YouTwitFace.

Все так расхохотались, что у Аджая из носа полился сидр, и это вызвало новый приступ смеха у остальных.