Пробуждение

Посмотрел на широкий зеленый диван — так знаток и ценитель живописи смотрит на картину гениального художника, — поблагодарил неизвестного мастера за его труд — надо же изготовить такую удобную штуку! (Шульгин считал, что самым совершенным изобретением всех времен и народов было не колесо, не книга и не телевизор, а такой зеленый, такой откидывающийся и похрустывающий, словно живыми суставами, диван!) При одном взгляде на это совершенство глаза наполнялись туманом, Шульгин терял силы и с непостижимым блаженством принимал горизонтальное положение…

Он прямо со стула повалился на подушку. На этот раз успел даже сбросить тапки, и они мягкими шлепками попадали на паркет.

«Меня разыгрывать нельзя, — думал он. — И вообще, вы живите сами по себе, а я буду сам по себе. Меня ваша суетная жизнь не привлекает — день проживи, а остальное все повторится… Я и без вас обойдусь. И без школы обошелся бы, но что делать, если теперь такую моду взяли… За окнами сейчас и снег, и холод, а здесь — чисто и тепло, и я кладу под ухо свой нежный локоть и слышу, как наполненно и нечасто в нем пульсирует кровь… Вот уж сон крадется из подушки. Такой он весь НИКАКОЙ, без запаха и цвета. Но делает тебя большим, как море. Ты будто на волнах качаешься… Или нет! Как отдельная планета, отрываешься от Земли и уносишься в звездное пространство… Мой друг — ДИВАН, мой брат — СОН…»

Шульгин действительно начал дремать: уже по зеленому лугу, похожему на обшивку дивана, шли белые козы с желтыми бантами вместо рогов, а черные козлы с белыми бантами — чуть в стороне — стояли на задних ногах и нюхали красные маки. За ними поднимались горы, и на вершинах гор торжественно и ярко белели вечные снега.

Снова зазвонил телефон. Шульгин открыл глаза и услышал за дверью голос Анатолия Дмитриевича:

— Сергей, тебя!

— Знай, Серый, мужики так не поступают, — декламировала трубка голосом Пояркова. — Думаешь, если мы тебя уважаем, то нас уже можно за нос водить?

— Ладно, — сказал Шульгин и, троекратно зевнув, направился к вешалке. Он не видел, как ему в спину пристально смотрел сосед…

Герой дня

Ожидая Шульгина, они стояли у гастронома и по очереди бегали на угол смотреть, не идет ли он. Притоптывая от вечернего морозца, вели неторопливую беседу.

— Шульгин придет, а что мы ему скажем? — спросил Поярков.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Достанко. — Важно, чтобы он пришел, а там — по обстоятельствам.

— Эх, был бы мотоцикл! — вздохнул Зимичев. — Посадил бы этого Шульгина и как рванул!..

— А много ты уже денег на мотоцикл накопил? — спросил Поярков.

— Э-э… Одиннадцать рублей. И это лишь за полгода!

— Ну, рекордсмен! Через пятнадцать лет ты действительно купишь «макаку».

— Ничего, скоро брат демобилизуется. Работать пойдет, так что вместе купим. А эти, что накопил, я, может быть, ему на Восьмое марта пошлю, ему там нужнее, у него девушка есть.

— А зачем? — спросил Достанко. — Он там сыт, обут, одет. Театр и кино привозят в казарму, зачем еще деньги? А девушка понимает, что он солдат, значит, пока он служит, должна тратиться.

— Он не такой, — сказал Зимичев. — Он не привык за чужой счет.

— Послушай, Зима, — перебил его Поярков, — зачем тебе мотоцикл? Ты ведь после восьмого идешь в автомобильное пэ-тэ-у? А там тебе не только права, но и собственный самосвал выдадут?!

— Выдадут, если надо. Но тебе этого не понять, — медленно говорил большой, грузный Зимичев и, задрав голову, смотрел на громадную сосульку, торчавшую из-под крыши пятиэтажного дома.

— Ого! Такая грохнет на голову — без привычки не устоишь, — сказал Поярков.

— А если плашмя, то и двоих уложит, — подтвердил Зимичев. — Но она в стороне от тротуара, над крышей соседнего дома.

— Снег теперь на крыше замерз, она может упасть и запросто съехать по нему на тротуар, — начал развивать свою мысль Достанко, но Поярков перебил:

— Тихо! На горизонте — Серый!

Когда он подошел, наполеоны и виду не подали, что обрадовались. Коротко и ясно объяснили, что вызвали его для переговоров, что намечают сходить в кино и если он — за, то ему даже и билет купят.

— И все? — возмутился Шульгин. — Оставьте меня в покое.

Он повернулся к дому и вдруг увидел ту же сосульку. Он быстро сообразил, что если она и упадет, то на крышу, а значит, никому ничто не грозит.

Достанко понял, о чем он думал.

— Чуть что — и пара трупов.

— Это если скатится с нижней крыши, — уточнил Поярков.

— А может, и не скатится? — зевнул Шульгин.

— А ведь точно скатится! — убежденно сказал Поярков. — А внизу могут быть крошки-малютки, женщины.

«Вот не повезло, — думал Шульгин. — Зря приплелся».

Он посмотрел Пояркову в глаза. Тот опустил голову, словно бы смутился. Разумеется, он не забывал о споре с Витковской. Ему хотелось, чтобы победил Достанко. В этом случае частица победы досталась бы и ему, Пояркову. Но в душе он уже не ощущал того огня, который возник в момент спора.

— Но при чем тут я? — спросил Шульгин. — Скажите дворнику, это его забота.