– Андрей! – От группы отошла женщина и направилась в его сторону.
Это была китаянка средних лет. Высокая, в черном кашемировом пальто, на шее шелковый шарф с принтом Эйфелевой башни. Шикарные раскосые глаза с глубоко черными зрачками. Плюс – невообразимый шарм красивых китаянок – один зрачок смотрел прямо на тебя, второй слегка западал в нижний правый угол глаза.
– Постойте-постойте, – ответил он и отошел на шаг. Приложил правую руку к подбородку и сделал вид, что мучительно вспоминает – кто это?
– Ну? – воскликнула китаянка и поправила волосы.
– Сяо Пьяо? – выдавил он из себя.
– Наконец-то, слава богу! – чисто по-русски воскликнула женщина и протянула ему руки в черных перчатках.
Это была «маленькая Пьяо». Она сопровождала его и Овчинникова в Пекине и Ухане. Они не сомневались, что китайская девочка-переводчица из «органов», но какое это имело значение тогда? Впрочем, как и теперь.
– Андрей, я директор Гонконгского оркестра, – сказала она и заразительно засмеялась. – Молчи и никому не говори, что я была твоей переводчицей.
– Не скажу, – пообещал он. – Хочу быть на твоем выступлении.
– Я не музыкант, а директор – заселить, расплатиться, проследить за отъездом, подписать договоры, организовать гастроли. – Она собиралась и дальше перечислять свои обязанности, но он ее прервал:
– Сяо Пьяо, дорогая, какая разница!
Китаянка бросила взгляд на часы и развела руки в стороны:
– Всё! Побегу. У вас нет надписей на английском, а по-русски понимаю только я. Мои «балалаечники» без меня как без рук! Всех размещу, и поедем на репетицию. Вечером встретимся в театре, на концерте, там и поговорим!
Она чмокнула его в щеку и пошла к рецепции. Там ее ждали, смотрели и прислушивались к их разговору молча и с любопытством. Андрей вернулся к лифту и уехал на последний этаж, в свои апартаменты, где в будущем намеревался встретить глубокую старость и даже умереть.
Вечером сказочно разбогатевший при Михаиле Горбачеве «вдовец при живой жене» пришел на концерт. В фойе были расставлены инструменты спонсора фестиваля фирмы «Ямаха». Народ в Сочи музыкальный, и, ожидая третьего звонка, одна из зрительниц сидела за мини-роялем и наигрывала тему Максима Максимовича Исаева из «Семнадцати мгновений весны». Андрей вспомнил Калугина. Он исчез из его жизни в тот головокружительный год, когда он познакомился с Аллой. Говорили – сбежал в Америку. А тетка все тыкала и тыкала одним пальцем по клавишам: «Боль моя, ты покинь меня…» Очень похоже на провокацию. Как после такого слушать китайское?
Он не успел развить эту мысль. Из толпы к нему выскочила «маленькая Пьяо». Схватила за руку и потащила через боковой вход в директорскую ложу. На ней было черное вечернее платье с глубоким вырезом на спине, волосы собраны в пучок и проколоты шпильками со стразами. Туфли на высоком каблуке – одним словом, заморская императрица в деревенском клубе. Она затащила его в ложу бенуара, они уселись в кресла, обитые красным бархатом. Больше в директорской ложе не было никого. Сцена лежала прямо перед ними. Десятки одетых в черные костюмы музыкантов уже сидели тремя рядами на стульях, перед каждым – пюпитр с нотными листами. Кто-то настраивал скрипки и продувал трубы, кто-то разглядывал картинки в смартфонах и строчил эсэмэски. «Солисты Москвы» Юрия Башмета сидели справа на сцене, прямо перед директорской ложей. Хоть руками трогай. Китайцы слева. Наших заметно больше, чем китайцев.
– А говорят, что китайцев больше, чем нас. Врут, как всегда, – пошутил Андрей.
– Я всех привезла, – ответила китаянка, и они громко засмеялись. Музыканты обернулись в их сторону. Но в этот момент на сцену вышел знаменитый альтист Юрий Башмет. Как всегда, весь в черном, с растрепанными с сединой волосами. В черных очках с круглой оправой. Его изящный, наглухо застегнутый сюртук больше походил на прекрасно отглаженный халат с двумя прорезями для карманов. Халат начинался чуть выше коленей и заканчивался глухим стоячим воротником. Маэстро занял место за дирижерским пультом, отвалил несколько поклонов в ответ на аплодисменты, повернулся спиной к залу и взмахнул дирижерской палочкой.
– Решил наказать Красный Китай Григом, – хихикнула китаянка.
Открывая концерт в южном городе Сочи, Башмет на самом деле удумал отрезвить отдыхающих и китайцев из солнечного Гонконга напоминанием о суровых «северАх». Для полного погружения выбрал прелюдию Эдварда Грига к его же сюите «Из времен Хольберга». Так сказать – оду северному льду и пламени. Гимн трудной любви норвежских оленеводов и горных королей. Китайцы на сцене нахохлились, словно на самом деле повеяло холодом. Перестали листать нотные листы на пюпитрах и призадумались. На их коленях лежали дудочки, барабаны и мелкие круглые мандолины, из которых выдавить похожую норвежскую мощь было невозможно. Но всякая беда кончается. Наступают радостные минуты.