Пробуждение Ваирагии

— Жаль. Приглядывай за ним внимательнее, сестра. Если мы сможем понять, как пробиться сквозь завесу, то всё изменим. Вернём былое могущество и сможем противостоять Даррату на равных.

— Да, мастер, — Эяла коротко кланяется.

— В целом, как он? Справляется?

— С трудом, но достиг третьего риеса. Ученик он старательный, хоть и любит спать да есть, — усмехается наставница.

— В его годы столь быстро до второго-то риеса не доходил никто, не говоря уж о третьем, — Гирард поглаживает бороду. — Даже я. Далеко пойдёт, если продолжит так же.

— Меня больше беспокоят тёмные, мастер. Они больше не объявлялись. Как бы мы не расслабились и не перестали отслеживать возмущения в эфире.

— Значит, не будем расслабляться. Райсэн для нас слишком важен, чтобы просто так отдать его врагу. Этого допустить нельзя.

Эяла замолчала, погрузившись в размышления.

— Вижу, хочешь сказать что-то ещё, — настоятель внимательно смотрит на подчинённую.

— Да, мастер. Это всего лишь подозрения, но…

— Говори, — Гирард кивает и добродушно улыбается. — Приму к сведению и приму любые меры, если потребуется.

— Насчёт мер… не совсем уверена, что они потребуются, но ладно… — Эяла вздыхает. — Дети светлых и тёмных всегда рождаются мёртвыми. Райсэн же — Тьма и Свет — я почти уверена, что он исключение из этого правила. Это всего лишь догадки, так как мы не знаем, кто родители мальчика.

— Хм, — настоятель выбивает нервную дробь пальцами по столу. — Ты неспроста это рассказала. Чем это чревато для нас?

— Кто-нибудь из светлых захочет его убить.

— Даже так?

— Их дети от связи с тёмными родились мёртвыми, а Райсэн… — Эяла пожимает плечами. — То, что он живёт, а их дитя — нет, они могут посчитать несправедливым.

— С одной стороны понимаю, а с другой — преждевременное и однобокое суждение. Раз уж такой ребёнок родился живым, значит, такова воля Богов. Может, Боги решили даровать нашему миру такое дитя, чтобы у нас появился шанс.

— Всё это хорошо звучит, мастер, но сэнайны эмоциональные существа и не всегда держат эмоции в узде. Смерть ребёнка — слишком великое потрясение для них. Тем более что больше детей у них не будет. Светлые и тёмные, образовав пару, привязываются друг к другу узами силы — это происходит против их воли. Ваирагия света и тьмы взаимопроникаются, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Вот оно как… — Гирард задумчиво кивает. — Благодарю, сестра. Это важные для нас знания.

Эяла не рассказывала никому таких подробностей о жизни светлых и тёмных, раньше просто не было в этом никакой необходимости.

— Талгас уже поправился? — спрашивает наставница.

— Да, — настоятель внимательно смотрит на Эялу. — Ты что-то задумала?

— Думаю, нам стоит допустить райкана к мальчику, как и просит Талгас.

Гирард молча смотрит на подчинённую, ожидая продолжения.

— Талгас сможет запечатать тёмную ваирагию Райсэна. Его глаза станут обычными, как у меня, его аура будет похожа на ауру светлого полукровки. Так мы защитим мальчика от сэнайнов.

— Ясно. Опасно это. Несмотря на слова и поступки Талгаса, я не могу всецело ему доверять. Нужно всё тщательно обдумать и подготовиться. Есть что ещё сказать, сестра?

— Нет, мастер. Это всё.

— Хорошо, ступай.

Коротко поклонившись, подчинённая разворачивается и уходит.

— Надо же, надо же, — произносит Гирард в пустоту, когда дверь кабинета захлопывается за подчинённой; настоятель вновь выдаёт нервную дробь по столешнице.

«Слышал и говорил с Агисиран… Нужно полностью завоевать доверие мальчишки. Он оказался для нас слишком ценен», — думает Гирард: «А это возможно только если мы сами доверимся ему. Да уж. Что же мне делать?»

* * *

Сижу в лесу посреди поляны на холмике, поросшем травой. Ветерок шумит в раскидистых кронах высоких сосен. Разноголосый щебет птиц звучит отовсюду, изредка каркнет ворон. В траве стрекочут насекомые, иногда жужжат, пролетая мимо. Звенят под ухом комары, но не смеют сесть и попить крови — моя напитанная светом и тьмой аура, в которой временами вспыхивают язычки белого и чёрного пламени, их отпугивает.

Глаза мои закрыты, дышу глубоко, медленно. Голова запрокинута назад так, что свет двойного солнца ослепляющим пятном пробивается сквозь веки. Левому глазу больно, правому — приятно.

— Что чувствуешь, Гиртан? — спрашивает наставница, стоя где-то слева.

— Жжёт в левом глазу, в правом — наоборот — расслабленность и нега.

— Открой правый и смотри.

Cильно сжимаю веки левого глаза и открываю правый.

Яркий свет застилает взор вспышками голубых и золотых искр. Мне совсем не больно, сияние Хирата и Садата завораживает, так что с уст срывается непроизвольный вздох.