Дэсс ушел в глайдер. Мстислав вновь укрыл миллауша одеялом, предложил ему мясо, воду, попытался поговорить. Очень Умный Зверь не желал ни есть, ни пить, ни общаться. Лежал, печально уставившись в темноту, как самый обычный больной зверь.
Что ж, насильно мил не будешь. Мстислав тоже вернулся в глайдер. Здесь было тепло, особенно по сравнению со стылой ночью снаружи, но княжич мерз, жался к спящей Светлане. Мстислав прислушался к легкому, ровному дыханию жены, и, успокоенный, улегся с краю, по-братски поделившись одеялом с Дэссом.
— Спи, — велел он. — Только, будь добр, без фокусов… и без дурацких снов.
— Я постараюсь, — обещал княжич.
Он и впрямь быстро уснул. Спал беспокойно, вздрагивал, тихонько стонал. Мстислав лежал, мучаясь головной болью и вопросом, что снится его подопечному. Опять истории из жизни Домино? Подавленная личность прежнего хозяина возрождается? Вот же беда какая… И голова раскалывается все сильней. Если милллауша пытают, чтобы он уничтожил сознание Дэсса, то чего хотят от телохранителя?
Когда подошло время, Мстислав выскользнул из салона и с парализатором в руке направился к миллаушу. Луна уплыла за скалу, и лежку зверя скрывала глубокая тень. Без ночных очков и не разглядишь, тут ли он.
Миллауш тревожно поднял голову.
— Не бойся, — вполголоса сказал Мстислав. — Больно не будет. Для тебя же стараюсь.
Круглые глаза остекленели.
Телохранитель нажал на спуск. Голова зверя безжизненно упала.
Спиной ощутив внезапную опасность, Мстислав не шевелился, лишь медленно опустил руку с оружием. Выждал, невольно считая удары собственного сердца, и позвал:
— Подойди сюда.
Ни единый камешек не хрустнул, лист не зашелестел — так тихо приблизился Дэсс. Оказалось — босиком, в одних носках. Он опустился на колени возле миллауша, погладил зверю лоб, уши, горло.
Мстислав глянул на часы. Время «хлыста».
Ну?
Ничего не случилось. Очередная судорога не скрутила зверя; новая пытка не удалась. Отличная штука — парализатор.
— Когда он очнется? — спросил княжич.
— Через пару минут.
Дэсс снова погладил зверя и признался:
— Вздумай ты выстрелить еще, я бы спел.
Мстислав хотел поворчать на него — дескать, надо больше верить телохранителю экстра-класса, чем сомнительным пришельцам — но не нашел в себе сил. В голову как будто вгрызлась пила.
— Дэсс, — говорить и то было мучительно, — у СерИвов есть песня для утоления боли?
Княжич обернулся; без ботинок, зато в очках для ночного видения.
— Тебе плохо? — Он вскочил на ноги. — Слав! Да ты… Я разбужу Со… Светлану. Исцеление — женское дело, она должна знать эти песни.
— Она петь не может. — Мстислав пошатнулся, сел на землю, сжал пальцами виски. — Дэсс, послушай. Это… из института Донахью. Они хотят… от меня избавиться. Чтоб ты… остался без защиты. — Говорить становилось все труднее. Язык заплетался, дыхания не хватало. — Если совсем худо обернется… станет невозможно терпеть… ты сумеешь выстрелить… из парализатора? Человеку хватает… четырех разрядов. Мне… наверное, нужно больше. Пять, шесть. Сумеешь?
— Я спою Кеннивуата-ра, — обещал княжич.
Мстислав его едва слышал. Свился в клубок, обхватил голову руками. Только бы не закричать. Не разбудить Светлану. Она должна проснуться утром не СерИвкой, а собой… Как они тут без него? Пропадут — и Светка, и Дэсс, и миллауш… Не закричать. Что угодно, только не кричать. Больно. До чего больно… Дэсс, где ты? Помоги!
Нестерпимая боль вспыхивала, как от беззвучных взрывов, и алыми сполохами прокатывалась по окружающему черному миру, от горизонта до горизонта. Каждая вспышка приближала смерть; каждый сполох был отголоском уходящей жизни. Как долго все это тянется… Дэсс, я же просил: убей!
Боль внезапно пропала. Вместо нее остался мягкий пух — или шелк, или мех, не поймешь. Этот пух был повсюду: в голове, в руках, в глазах. По сравнению с болью он казался сладким, и его хотелось еще и еще. Смерть такой не бывает. А для жизни слишком хорошо.
— Слав, — настойчиво звал княжич, — Слав, очнись.
Он очнулся, однако пух никуда не пропал. Мягкий, теплый, родной. Роднее Светкиных волос… Да это миллауш, будь он неладен! Обхватил лапами, прижался к лицу. Мстислав хотел отстраниться и обнаружил, что сам крепко обнимает зверя. С усилием расцепил руки, откатился в сторону, приложился затылком о камень. Сверху было ночное небо, рядом — Дэсс и миллауш. Очень Умный Зверь собрался в ком, спрятал выразительную морду.
— Я его просил что-нибудь сделать, — принялся объяснять княжич, — а он сказал, что ты можешь остаться безоружным, а я: это лучше, чем если умрешь. И тогда он… как это? Вырубил твою электронику к чертям собачьим.
Мстислав сел, пощупал голову. Пуста. Ни боли, ни мыслей. Обруч, еще недавно будто вросший в кожу, легко расстегнулся и отвалился, как мертвая змея. Подавив гадливость, телохранитель не отшвырнул его, а сунул в карман.
— Как ты? — княжич с тревогой заглянул в лицо, посветил фонариком. Бережно посветил, мимо глаз. — Дать воды?
— Не надо.