Я назначил ей это лекарство 18 июня 1969 года. Ответ на лечение при достигнутой дозе 1,2 г в сутки был необычайно стремительным и резким, развившись в один день в течение считанных часов. Больная почувствовала внезапный прилив энергии и силы, абсолютно избавившись от ригидности. Она сразу смогла пройти коридор по всей его длине. Проявив все свои силы, Мария Г. сумела побороть тенденцию к сутулости, голос стал громким и ясным, хотя речь была весьма торопливой, со склонностью говорить короткими предложениями и словосочетаниями. Слюнотечение почти полностью прекратилось, настроение стало игривым с элементами эйфории.
Мы вызвали родителей, и те сразу приехали в госпиталь — это было их первое посещение за два года. Отец обнял дочь с благодарностью и радостью, а мать воскликнула: «Это чудо небесное, она же стала совсем другим человеком!» За этим последовала единственная чудесная неделя, в течение которой мисс Г. преобразилась до неузнаваемости. Мать купила ей целый гардероб платьев, чтобы отпраздновать ее «второе рождение». Одетая по последней моде, надушенная и накрашенная, мисс Г. выглядела настоящей красавицей и выглядела значительно моложе своего возраста. Сестры в отделении стали называть ее «сицилийской секс-бомбой».
В первую неделю июля начали появляться первые проблемы. Воодушевление мисс Г. стало оборачиваться склонностью к насилию и маниям, ей казалось, что ее «дразнят» и «соблазняют». Она считала, что больные и персонал сговариваются, чтобы «подловить» ее. Больная была напугана, встревожена и разозлена чувствами, которые возбуждали в ней эти воображаемые козни. Одного взгляда было достаточно, чтобы нарваться на ругань или бросок любым предметом, который в тот момент оказывался у мисс Г. под рукой.
Она постоянно спрашивала меня, как появляются дети и является ли секс «естественным» делом или за него люди наказываются смертью. Она стала очень тревожиться по поводу здоровья своей матери и постоянно звонила домой. При этом всегда задавала один и тот же вопрос: «Ты хорошо себя чувствуешь, мама? Ты не умрешь?» После каждого такого разговора она сотрясалась в рыданиях.
К середине июля ее дни превратились в онтологическое переключение в прежнее состояние спадов и подъемов — пять приступов ярости в день, за которыми следовали периоды истощения и раскаяния. Во время таких приступов ярости она становилась поистине страшной — рычала и ревела, как разъяренная горилла. В такие моменты мисс Г. носилась по коридору, нападая на всякого встречного, и если ей некого было ударить, колотила кулаками по стенам. К концу такого приступа она начинала биться головой о стену, выкрикивая: «Убейте меня, убейте! Я плохая и должна умереть!» Небольшие дозы торазина (5 мг) купировали такие вспышки в течение нескольких минут, но погружали мисс Г. в глубокий паркинсонизм, ступор и кататонию.
16 июля я снизил дозу леводопы с 1,2 г до 1,0 г в сутки. Это снижение подействовало как большая доза торазина, поразив мисс Г. тяжелейшей паркинсонической неподвижностью. Четыре дня она провела в совершенно беспомощном депрессивном состоянии, гораздо более тяжелом, чем до начала приема леводопы, беспрестанно умоляя меня снова увеличить ей дозу леводопы. 20 июля я добавил 0,1 г препарата. Это немедленно повергло ее в самый неистовый приступ ярости из всех, что нам приходилось наблюдать у этой больной. Мисс Г. взорвалась убийственной кататонической злобой, сопровождаемой рыком, пронзительными криками, ревом и урчанием. Она царапалась, чесалась, крушила все, что попадало под руку, швыряла предметы. У нее был свирепый и злобный вид зверя, она была похожа на хищника, готового к броску. В этом состоянии она также проявила склонность к тоническому высовыванию языка и вытягиванию губ (Scbnauzkrampf).
Так как больная, очевидно, была не в состоянии говорить, я дал ей карандаш и бумагу, но она вцепилась в карандаш зубами и мгновенно разгрызла его в щепки. После двадцати пяти часов яростного безумия, которое не могли смягчить ни отмена леводопы, ни инъекции успокаивающих средств, мисс Г. погрузилась в истощенный глубокий сон, свернувшись калачиком и, как ребенок, засунув в рот большой палец. Чувствуя, что мисс Г. понадобится несколько недель, чтобы «остыть», и учитывая, что мне надо было уезжать, я решил не искушать судьбу и не стал еще раз назначать больной леводопу до моего возвращения в сентябре.