Пробуждения

Клиническая картина болезни мистера Л., с которой я познакомился в 1966 году, практически не менялась с момента его поступления в госпиталь. Впрочем, не менялся и он сам — подобно множеству «мумифицированных» постэнцефалитических больных он выглядел гораздо моложе своих лет. Его не покрытое морщинами, гладкое лицо напоминало лицо двадцатилетнего юноши. Мистер Л. страдал выраженной ригидностью мышц шеи, туловища и конечностей и сильной дистрофией кистей, которые по величине не превосходили детские ручки. Лицо представляло собой неподвижную маску, но если он улыбался, то улыбка застывала на лице на долгие минуты и часы, как у Чеширского Кота. Он был совершенно лишен способности говорить и только в моменты сильного возбуждения мог производить громкие звуки и восклицания, что требовало от него невероятных усилий. Больной, кроме того, страдал микрокризами — закатыванием глазных яблок в сочетании с преходящей неспособностью двигаться и реагировать на происходящее. Эти приступы продолжались всего несколько секунд, но случались часто — десятки, а иногда и сотни раз в день. Движения глаз, когда он читал или следил за окружающей обстановкой, были быстрыми и уверенными, и только они позволяли понять, что в этом обездвиженном теле заключен бодрствующий и внимательный интеллект.

В конце первого осмотра Леонарда Л. я спросил его: «Что значит быть в вашем положении? Как вы его воспринимаете и с чем можете сравнить?» Он по буквам сложил мне следующий ответ: «С пребыванием в клетке. С полным лишением жизни. Как «Пантера» Рильке» [Sein Blick ist vom Vorьbergehn der St?be // So mьd geworden, dass er nichts mehr h?lt. // Ihm ist, als ob es tausend St?be g?be // Und hinter tausend St?ben keine Welt. // (Его взгляд так утомился всматриваться сквозь прутья решетки, что перестал что-либо воспринимать. Словно остались только тысячи прутьев, за которыми перестал существовать мир.)]. После этого он обвел глазами палату и выдал: «Это человеческий зверинец». Снова и снова мистер Л. не оставлял попыток с помощью проницательных описаний, образных метафор или большого запаса поэтических образов пробудить природу своего собственного существования и опытов его восприятия. «Это ужасное присутствие, — написал он однажды, — и ужасное отсутствие. Присутствие — смесь недовольства, принуждения и давления, чувства, что ты связан и остановлен. Я часто называю это «палкой со смирительной рубашкой». Отсутствие же — ужасная изоляция, и холод и съеживание, большее, чем вы можете это себе представить, доктор Сакс, гораздо большее, чем это может вообразить человек, этого не испытавший. Это бездонная тьма и нереальность».

Мистер Л. очень любил выстукивать на машинке или беззвучно бормотать — это было нечто вроде эгоцентрического монолога — пассажи из Данте или Элиота, особенно этот:

«В другое время, — печатал мистер Л., — это чувство давления или насильственного отчуждения отступает, но взамен приходит полная безмятежность и спокойствие, ничто, которое ни в коем случае не неприятно. Это освобождение от пытки. С другой стороны, это безмятежность, это невероятное спокойствие, очень похожее на смерть. В такие минуты я чувствую, что кастрирован моей болезнью, и чувствую освобождение от всех устремлений, характерных для других людей».

Пребывая в таком расположении духа, мистер Л. выстукивал или бормотал строки Абеляра:

В другие моменты мистер Л. охотно описывал мне состояния своего восприятия мира и бытия, — состояния, которые я назвал динамическим зрением, или кинематически-мозаичным зрением [Такие состояния характерны для интоксикаций, вызванных красавкой, ЛСД и т. д., психозов и особенно для мигренозных приступов. См. главу 3 моей книги «Мигрень».]. Моими знаниями об этих состояниях в том виде, в каком они проявляются у больных с постэнцефалитическим синдромом, я главным образом обязан мистеру Л., который очень четко их изложил, и другим больным (особенно Эстер И. и Розе Р., так же как многим другим, истории болезни которых здесь не приводятся). Правда, другие больные описывали свое состояние без той силы и страсти к познанию их сути, какую проявлял мистер Л.

Только очень и очень постепенно, в течение нескольких лет, с помощью мистера Л. и его преданной матери, которая всегда находилась рядом с ним, я смог составить для себя адекватную картину состояния его сознания и бытия и того, как развивалось это состояние.