Пробуждения

Там, где в апреле было чувство замечательной легкости и умиротворения, появились напряжение и неудовлетворенность, зияющая пропасть быстро заполнилась болезненным ненасытным вожделением и алчностью. Зверский аппетит таинственным образом трансформировался в ненасытную страсть и непомерную жадность. Больной воспарил к неимоверным высотам устремлений и фантазий, которым не могла соответствовать ни одна в мире реальность — и уж во всяком случае не реальность Учреждения, убежища для убогих и умирающих [На самом деле госпиталь изначально назывался «Приют «Маунт-Кармель» для калек и умирающих». И хотя мрачное и скорбное название было изменено, характер самого учреждения остался в какой-то степени тем же.], или, как сам мистер Л. назвал его три года назад, «человеческий зоосад».

Однако самые интенсивные желания, к великому нашему огорчению, имели ярко выраженный сексуальный характер, соединяясь при этом со стремлением к власти и обладанию. Не удовлетворяясь больше пасторальным и невинным целованием цветов, больной начал ласкать и целовать сестер отделения. Правда, все его ухаживания отвергались, сначала с улыбками и добродушными шутками, а потом со все возрастающими резкостью и гневом. Очень скоро, уже в мае, отношения больного с персоналом стали весьма и весьма напряженными, и мистер Л. перешел от вежливой влюбчивости к необузданной и неприятной эротомании [Такое подавление сексуальности действительно очень характерно для приютов и лечебных учреждений для хронических больных, и такое насильственное подавление может очень серьезно отражаться на состоянии многих больных, даже тех, кто не находится в таком возбужденном состоянии, как, например, Леонард Л. Двое других больных с постэнцефалитическим синдромом, Морис П. и Эд М., поступили в госпиталь почти одновременно, в течение одной недели, в 1971 году. // Они были относительно молоды — обоим едва перевалило за сорок, женаты и лишь незадолго до этого развелись. Оба были подавлены свалившимся на них несчастьем, и, как у Майрона В., у обоих больных сразу после поступления развился тяжелый психоз. Обоим больным была назначена леводопа, и они пережили живописную драму «пробуждения» и «бедствия». Но в этом пункте их истории разошлись. Эд, сохранив чистоту, сумел смириться с разлукой, проявив любовь и понимание к бывшей жене, и избежал невроза. Освобожденный силой духа, обретя новые силы и энергию от приема леводопы, он нашел подругу за пределами госпиталя, а потом счастливо женился на одной из пациенток. Найдя любовь, найдя работу (в нем открылся талант живописца, и он стал больничным художником), обретя себя, он нашел свое место в мире — место в самом широком смысле этого слова — и сохраняет его уже восемь лет, несмотря на тяжелейший постэнцефалитический синдром. // К несчастью, Морис, человек также неординарный, не лишенный очарования, так и не смог примириться с расставанием. Они оба были одержимы взаимным мучительством. Не смог он найти ни работу, ни друзей. Для него не нашлось места, он пренебрег свободой и остался запертым в темнице тяжелого сексуального невроза, временами взрывающегося припадками яростной мастурбации, напоминающей изнасилование. В такие моменты он, подобно Леонарду Л., кричал: «Уберите леводопу. Лучше смерть, чем эта бесконечная пытка».]. В начале мая он попросил меня устроить, чтобы некоторые сестры и помощницы сестер «обслуживали» его по ночам, а потом предложил, чтобы в госпитале организовали публичный дом для «заряженных» леводопой пациентов.