Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

1Шли по улицам Мадрида,Точно ангелы небес:Донна Клара, ДолоресИ красавица Пепита.2Им на встречу шел скиталец,Бедный нищий молодой,Взор печальный вскинув свой,Руку протянул страдалец.2Вот по площади большой

Руку с робким ожиданьемБедный нищий, молодойПротянул за подаяньем.3Донна Клара в умиленьиПодала ему реал;Молча дар он этот взял,На нее взглянув в смущеньи.3За реал, что подала[,]Помолился он за Клару,Долорес щедрей былаИ дала реалов пару.

4Долорес помочь желала,Два реала подала.И чело у беднякаОт восторга засияло.4Но Пепита, та бедна[,]Не имела ни реала,Вместо золота онаБедняка поцеловала.5А Пепита ни реала

Не имела за душой,Но с сердечной добротойБедняка поцеловала.5В это время проходилПродавец букетов рядом,И его остановилПросиявший нищий взглядом.6Тут судьба ему послалаПродавца прекрасных роз,Нищий той их преподнес,Что его так приласкала.

6За букет из нежных розОтдал он все три реалаИ красавице поднес,Что его поцеловала.

Съ душевнымъ привѣтомъ

Из писем В. Набокова

Письмо к Е. А. Малоземовой

Ментона

[22 января 1938 г.]

Многоуважаемая Госпожа Малоземова,

Отвечаю Вам на Ваши вопросы в беспорядке, но на иные из них ответов не знаю, так как с Буниным познакомился только в эмиграции (а в России был гимназистом), по другим же мысль невольно разбредается:

Из русских писателей Толстой и Чехов – наиболее очевидные предшественники Бунина. Из иностранных писателей – Конрад (славянин, впрочем) чем-то был ему родственен. По незнанию иностранных языков Бунин далек от западной литературы. Знаменитый перевод его Лонгфелловского «Гайаваты» был сделан им по подстрочному переводу – и, кстати сказать, во много раз превосходит подлинник.

Вообще: с середины прошлого века началось прозрение русской литературы, вышло солнце, появилось чувство краски: Фет в поэзии, Толстой в прозе. Толстой был первый писатель, увидевший в природе лиловый цвет (о котором, скажем, Пушкин так ни разу и не упоминает: известно, что синий и лиловый оттенки воспринимаются по мере возмужания литературы – римские поэты, например, синевы не видели): лиловые облака, лиловый чернозем[1036]. Эту же лиловизну Бунин увидел еще острее: как крайнюю степень густоты в синеве неба и моря; эта лиловость есть «purple» английской поэзии (фиолетовый оттенок!), который отнюдь не следует смешивать с русским «пурпуром» (багряно-красный оттенок). Какая-то пелена спала с глаз русской музы, и Бунин является в этом смысле особенно мощным цветовидцем. О его палитре можно было бы написать целый трактат.