Продается недостроенный индивидуальный дом...

— Мой городской адрес. На всякий случай, если вздумаешь прийти. Хорошо бы послезавтра, в пятницу, а, Рейн? Вечером?

— В пятницу вечером?

В пятницу он в вечерней смене. Он — накатчик, и его обязанность — стоять у тамбура и следить, как наматывается бумага, снимать с машины полный рулон и отправлять его на дальнейшую обработку.

— Мне бы очень, очень хотелось, чтобы ты пришел именно в пятницу вечером.

— Хорошо. Я приду.

— Чудесно, Рейн. Нам надо о многом поговорить, не так ли?

Просто удивительно. Голос Меэли, когда она произносила эти слова, казался таким близким, знакомым. Когда он слышал его последний раз? На школьном празднике? Или в один из вечеров, когда они, стоя под деревьями, за зданием станции, прощались друг с другом?

Школьное прошлое покинуло ресторан вместе с тетей и ее мужем. Прощаясь, Меэли протянула Рейну руку. Рука была теплой и влажной. Адрес надо спрятать подальше, во внутренний карман пиджака. Послезавтра вечером? Договориться бы с Ваттером. Ваттер — хороший друг... Рейн нервным движением зажег сигарету. От ладони правой руки шел тонкий горьковатый запах. Урве таких духов не употребляла. Меэли... Да, это все-таки Меэли. Тот же голос, те же манеры. Мальчишки завидовали ему. Последнюю зиму Меэли ходила в красном пальто с черным каракулевым воротником. Каждое утро она появлялась в этом пальто на перроне. Уже издали было слышно, как скрипел снег под ее быстрыми шагами, когда она шла через сад. «Ты ждал?» — так звучало ее «здравствуй». «Ждал», — «отвечал Рейн. «Долго?» — «Ну, все-таки».— «Пойдем в самый конец поезда, там всегда есть пустые купе». Не произойди сейчас неожиданной встречи, разве вспомнились бы эти вагоны, эти купе, обитые синим линкрустом, где никто не помешал бы им целоваться, решись они на это. Смешно, что они не решались. Тогда не решались. А теперь?

Урве вышла с несчастным видом. Спустилась петля на чулке! Так она и думала, потому что во время танцев кто-то наступил ей на ногу. К счастью, у одной предусмотрительной женщины нашлась иголка с ниткой, и Урве с двух сторон закрепила «дорожку». Веселье могло продолжаться.

Семеня ногами, быстро подошел официант и осведомился, можно ли подавать горячее.

— О да! — Урве хотелось есть. Вообще здесь было совсем неплохо. Рейну пришла в голову чудесная мысль отпраздновать день ее рождения в ресторане. Ты сидишь, тебе приносят, уносят и вдобавок еще можешь беззаботно танцевать. — Что с тобой?

— Не понимаю, — вздрогнул Рейн.

— Ты как-то сник. Ты, я надеюсь, не опьянел?

Он засмеялся. Опьянел? С чего? Нет, нет, все в порядке. Вот разве только внизу, ожидая Урве, он снова начал думать о доме, который строит Ютин отец.

— Ты ведь обещал — ни слова сегодня о квартире. — Она подняла палец и кокетливо пригрозила: — Я рассержусь. Сегодня вечером все посторонние мысли запрещены. Ты только со мной.

Рейн без сопротивления сдался. Такое требование нетрудно выполнить. Но когда на столе появились дымящиеся блюда и любезный официант отошел в сторону, шаловливый тон жены изменился. С каким-то внезапным порывом она спросила:

— Ты никогда не оставишь меня, Рейн, ведь нет?

— Урр, ну зачем ты опрашиваешь?

Рейн взял графин и стал быстро наливать рюмки.

2

Трамвай с обледеневшими окнами. В дверях — кондуктор с лилово-синим лицом.

— Едем только до парка, — сказал он таким тоном, словно все трамвайное движение в Таллине подчинялось ему одному.

— Чудесно! Мы как раз собирались сегодня переночевать в вашем парке, —сказал Рейн, ища мелочь.

Кондуктор хрипло рассмеялся. Но когда на следующей остановке трамвай стали осаждать новые пассажиры, выскочил на площадку и крикнул точь-в-точь, как и в первый раз:

— Едем только до парка.

Вот это да — целый трамвай только для них двоих, а у дверей суровый цербер.

Они сошли в темноту и холод. В самом начале улицы, где сохранилось несколько целых домов, идти было неплохо. Но впереди! Впереди — длинный ряд развалин, а дальше новые высокие заборы, из-за которых поднимались стены и чернели проемы окон.

— Утром этого ряда окон еще не было, — заметил Рейн.

— Да, быстро строят, — ответила Урве, чтобы что-то сказать.

— Кто поселится в этих домах? В жилуправлении говорят, что люди из бараков. Ах, к черту! Не будем сегодня об этом. Помню, я провожал тебя первый раз домой. Тогда тут одиноко торчали белые лестничные клетки. Ничего, ничего. Таллин скоро отстроят, и он станет еще красивее, чем был когда-то раньше. Я в этом уверен.

Слушая мужа, Урве время от времени оборачивалась назад. Она не могла отделаться от чувства, будто кто-то идет за ними по пятам. Слухи о том, что на плохо освещенных и разрушенных улицах людей грабят, держались с дьявольским упорством.

Урве недавно сшила себе зимнее пальто. Простое зеленое пальто, но все же новое, на ватине. У Рейна тоже совсем новое пальто из коричневого драпа. Они купили его в магазине на улице Виру как раз перед самой денежной реформой.

Однако страхи оказались напрасными. Вот и их дом.