Проект "Ворожея"

Лежащий на больничной койке парень никак не прореагировал на наше появление, хоть и не спал. Он был буквально запеленут в бинты с разноцветными разводами крови и препаратов с ног до головы и, само собой, выглядел ужасно. Сломанный нос, фингалы в пол-лица, разбитые в мясо губы, сломанная рука подвешена, в общем, досталось ему изрядно. Но гораздо более тягостное впечатление произвел его короткий взгляд, которым он одарил нас, прежде чем отвернуться. Меня буквально передернуло от интенсивности боли и окончательной безнадежности в нем. Причем показалось, что к физическим страданиям это всепоглощающее отчаянье имеет весьма отдаленное отношение. Это был взгляд приговоренного к смерти, которому было отказано в помиловании, и никакое чудо его уже не спасет. Конечно, не приведи господи очутиться в полной власти разъяренной толпы, но все же обошлось относительно благополучно, так неужели его сам факт нападения и временного бессилия настолько сломал? Или тут нечто совсем другое?

К этому времени у меня были основные данные на парня. Кравцов Михаил, двадцать четыре года, недавно с отличием закончил Питерский институт живописи, скульптуры и чего-то там еще. По месту учебы и практики зарекомендовал себя со всех сторон положительно. Неконфликтный, мягкий, но не слишком активный во всем, что касалось общественной жизни ВУЗа. Вернулся домой, но с родителями не остался, а перебрался в оставшийся от бабки домик в Немово. Собственно художествами своими и занимался все время. Ими же и зарабатывал, неплохо, причем, для начинающего.

Твою ж налево. У меня из-за этого дела уже, по-моему, скоро будет аллергия на все, что имеет хоть какое-то отношение к искусству во всех его проявлениях.

Я задавал формальные общие вопросы, а парень продолжал меня игнорировать, безжизненно глядя в оконный проем. Ладно, чего уж там — перейдем к делу.

— Михаил, вы были знакомы с погибшими сестрами Киселевыми? — чуть вздрогнул — вот и вся тебе реакция, но когда нас полный игнор-то останавливал?

— Какого рода отношения связывали вас с девочками?

Кравцов громко сглотнул и прикрыл глаза, продолжая хранить молчание. Но я успел уловить краткое выражение, промелькнувшее на его лице. Вина. Вот только за что?

— По какой причине вы вчера подверглись нападению жителей Немово с гражданкой Антониной Киселевой во главе? В чем они сочли вас виновным? — снова только неподвижный взгляд в окно.

Понятно, общения не будет. Заставить, при всем желании, его говорить я не могу, так что выходит — просто теряем время.

— Знаете, Михаил, столь упорное нежелание сотрудничать я могу счесть признаком причастности к преступлению. — Вот, видно, не выйти мне сегодня из амплуа плохого копа.

— Антон, — одними губами прошептала Влада, глядя просительно, но я строго на нее зыркнул, и она покорно застыла на своем стуле в углу палаты.

— И правильно, — неожиданно раздался надломленный сиплый голос Кравцова.

— Правильно что? — не понял я.

Парень очень медленно повернул ко мне голову и уставился снова взглядом обреченного, и я еле сдержался, чтобы не поморщиться и не отвести глаза.

— Правильно, что сочтете причастным. Я это заслужил.

— Пояснить не желаете?

— Чего уж тут пояснять, — болезненно искривил он искалеченные губы. — Встретил я двух девочек, недоверчивых и колючих. Показалось мне, придурку, что заставить их поверить, будто в мире полно хороших людей — это замечательная идея. И вот чем все закончилось. Так что виновен… во всем.

Слова Кравцов произносил отрывисто, словно хлестал самого себя. А во мне опять вскипело извечное возмущение и злость. Ну вот какого хрена люди, у которых есть зачатки добра и совести вечно взваливают на себя груз ответственности за поступки тех, кто начисто лишен понятий человечности и порядочности? Скрипнув зубами, я отогнал ненужные сейчас мысли и продолжил опрос:

— То есть факт своего близкого знакомства с сестрами вы признаете? — парень кивнул и тут же поморщился от боли. — Они носили сугубо дружеский характер?

Кравцов снова перевел взгляд на окно. Ну вот оно. Стыд.

— Нет. Не для меня. Я хотел… собирался… В общем, Ира и я…

Не слишком пострадавшей рукой парень стал судорожно комкать простынь, и его дыхание участилось, прибор, к которому он был подключен, издал какой-то неприятный, тревожный звук. Ну вот, сейчас примчится этот воинственный Айболит и пнет нас с Владой под зад из палаты.

— Продолжайте, гражданин Кравцов, — поторопил я парня, — вы и несовершеннолетняя Ирина Киселева состояли в интимной связи?

Кравцов дернулся так, словно я ткнул его шокером, и дурацкий прибор заорал совсем истошно.

— Что? Нет. Как вы такое могли подумать, — прокричал он и зашелся в кашле.

Влада метнулась к нему со стаканом воды, но парень от нее отмахнулся, сверля меня яростным взглядом.

— Моя работа — думать о людях не самые хорошие вещи.