Проект "Ворожея"

Владу я нашел на том же месте, где утром обретался и сам, проясняя голову. Она сидела на перилах, сгорбившись, засунув ладони в подмышки и зарывшись носом в высокий воротник Ольгиного желтого свитера, и напоминала нахохленного, озябшего воробья. Опустился напротив на корточки и обхватил тонкие лодыжки, заглядывая в глаза, замечая их красноту и слипшиеся мокрые ресницы.

— Я не хотела… этого, — она дернула головой в сторону Варавинской кухни, но почему-то мне показалось, что говорит она о своей способности видеть ужасные вещи в принципе.

— Я знаю. — Кто вообще мог бы хотеть такое, да еще и не от случая к случаю, а постоянно. — Нам стоит о чем-то их предупредить?

— Как? — вскрикнула она, и ее брови сошлись, образуя несколько глубоких складок, будто подчеркивающих горестный надрыв в ее голосе. — Хочешь пойти и сказать своему другу, что его нерожденный ребенок уже мертв?

Первым побуждением было отшатнуться. Или поддаться полному отрицанию. Психануть, закричать: "Что ты городишь. Это уже чересчур", или вообще — "Знать ничего такого не хочу" Потому что это было и правда слишком. Слишком для этого утра, для этой чокнутой недели, на которой Влада вторглась в мою жизнь, слишком вообще для всего. Вот только обреченность и однозначное горе в больших темных глазах были как приговор. Его не оспорить даже в самой высшей инстанции и не проигнорировать, не сбежать на край света. И всю его тяжесть сейчас водрузила на свои поникшие плечи Влада.

— Это… Может, еще что-то можно сделать? — она не покачала головой, не возразила, просто смотрела с такой бесконечной виной, будто считала себя причиной непоправимого. Но это неправильно.

— Что, если в этот раз ты ошиблась?

— Я бы так этого хотела. Не представляешь до какой степени.

Я вскочил и стал расхаживать. По работе я сталкивался с людскими трагедиями ежедневно. Чужая боль до сих пор не стала для меня чем-то обычным, привычной декорацией, от которой не избавиться, но можно уже просто не замечать. Но все же когда плохое происходит с кем-то близким, ощущается все совершенно по-иному. Тут уже не выйдет отстраниться от эмоций, стараясь глядеть на события непредвзято.

— Нужно как-то им сказать, — Влада, видно устав от моих молчаливых хождений, сползла с перил.

— Я сам, — остановил ее.

— Ты? — она посмотрела с изумлением и в то же время с надеждой. Прекрасно понимаю ее. Это так нормально для человека — желать разделить подобный груз хоть с кем-то. Будь ты хоть сто раз сильным и несгибаемым, любой из нас может испытывать совершенно неконтролируемое желание, чтобы некоторые вещи кто-то сделал за него. И это не слабость и не трусость, а нормальный инстинкт самосохранения. Сопереживание — это та еще боль, а избегать боли — естественное стремление.

— Нет, это будет неправильно, — отвернулась Влада. — Я тот посланник, что принесет дурные вести, моя и голова с плеч.

— Нет уж. Твоя голова мне еще понадобится. Где еще одну такую найдешь.

Развернув Владу и положив руки на хрупкие плечи, я практически затолкал ее в гостевую половину Варавинского коттеджа, в которой мы ночевали.

— Ждешь меня здесь, — приказал я и, стремительно развернувшись, почти сбежал. А все потому, что собирался если не солгать Никите, то сделать так, чтобы самое ужасное он узнал не от меня и не от Влады. Не нужно этого.

Заглянув на кухню, я позвал Варавина на улицу.

— Слушай, Никита, я решил, что в Немово мы сами с Владой поедем. А ты выходной возьми, смотайся с женой в больницу.

— Антох, ты чего?

— Я ничего. Дело-то мое, чего тебе в него влезать больше чем нужно? А то еще изловишь маньяка сам, отберешь у меня все лавры.

Никита побледнел и мгновенно поменялся в лице. Шагнув ко мне, схватил за грудки.

— Чудо, ты мне голову не морочь, — сказал он, сильно понизив голос и оглянувшись на дверь. — Я ведь был там, в том овраге, вчера. Может, понял и не все, но кое-что точно. Влада — она из этих… что по телеку показывают. И не спроста она… Что ты пытаешься сказать мне?

— Только то, что и говорю, Никит. Останься сегодня дома, возьми жену и езжай больницу. Остальному не мне тебя учить.

Варавин медленно разжал руки и отступил от меня и, стиснув зубы, посмотрел куда-то вдаль, мне за спину.

— Машина будет через пятнадцать минут, — безжизненным голосом сказал он спустя минуту и, больше не взглянув в мою сторону, ушел в дом.

Когда мы уже уселись с Владой в служебную "Ниву", вдруг подбежала Ольга.

— Ребята, я вам тут бутербродов и термос с кофе собрала. Вы же так и не поели ничего, — она положила мне на колени объемный пакет из плотной бумаги и, чуть поколебавшись, добавила: — Вы приезжайте еще. Мы всегда будем вам рады.

Я благодарил ее, думая про себя, что если Влада права, то вряд ли они с Никитой еще захотят видеть нас на своем пороге.

Влада явно через силу попрощалась, а потом до самого Немово просидела молча, постоянно вытирая то и дело срывающиеся слезы.