Профессия

         Разговор длится еще минут сорок – о самом процессе и нюансах обжалования в апелляционном суде, но из этого разговора я так и не могу понять, какое же преступление совершил этот Ревзин и в чем заключается ошибка старшего Короленко.

         Наконец, Иванна уходит в дом – привести себя в порядок перед отъездом, а я остаюсь наедине со стариком. Лицо его изменяется, он прищуривается, глядя на солнце и шумно вдыхает весенний воздух.

– Не одиноко вам здесь? – интересуюсь я, оглядывая поместье.

– Одиноко. Но с этим ничего не поделать. А вы, простите, Иванна сказала, ее друг?

– Да, друг, – соглашаюсь я.

– А, скажите мне, Иванна… все работает, а все остальное когда же?

– А зачем? Чтобы потом вот так жить одной, а с дочерью обсуждать только судебные процессы?

         Он вдруг переводит взгляд на меня, и я вижу, что его глаза – очень спокойные и холодные.

– У нас с Иванной никогда не было особо близких отношений. Я рад, что она переняла то, что я мог и хотел ей передать. Рад, что мой опыт не пропал даром. Что касается семейных вечеров, – они не нужны ни ей, ни мне.

– Зачем тогда дети? Чтобы их не видеть?

– Надежда на детей в старости – это надежда слабого, несамостоятельного, необеспеченного человека. Это комплекс, если хотите, издержки нашей нецивилизованной цивилизации.

– Аркадий Петрович, вы же сами сказали, что вам здесь одиноко…

– Мне одиноко – глобально, во вселенском масштабе. Одиноко, потому что я немолод, потому что я отошел от дел, потому что я слабею. Но мне не одиноко – без Иванны, или без вас, к примеру.

– С кем вы общаетесь? С Ирой?

– Для общения есть телефон, есть Интернет. С Ирой – можно говорить о погоде, с Анжелой – о том, как живет молодежь.

– Анжела?

– Это дочь моих соседей. Она иногда приезжает на выходные. Девочке шестнадцать лет, и она очень мила…

         Если бы при упоминании об Анжеле его глаза ожили, я задал бы еще несколько вопросов, но его взгляд остается очень и очень холодным.

– Жаль, что ее сейчас нет, – добавляет между тем старик. – Она много слышала об Иванне и хотела с ней познакомиться.

– Мечтает стать известным адвокатом?

– Вроде того. Даже просила меня позвонить, если Иванна надумает меня навестить.

– Мы еще приедем.

– Конечно.

         Иванна идет к нам по тропинке, и я едва узнаю ее на фоне непривычных декораций.

– Папа, спасибо за теплый прием. Нам пора ехать.

– Конечно.

         Они пожимают руки. Я тоже подаю руку для пожатия. И старик задерживает ее в своей.

– Илья, вы очень интересный человек, хоть и не вполне адвокат…

– По специальности – юрист. Что значит «не вполне»?

– Вы так мало интересуетесь юриспруденцией!

         Я смеюсь, пожимаю крепко его руку.

– Ты ему понравился, – замечает Иванна в машине. – Но если бы ты признался в том, что детектив, его мнение о тебе изменилось бы…

– А если бы признался, что всего лишь твой шофер…

         Но в этот момент я чувствую себя детективом, как никогда раньше. Чувствую, что нащупал что-то весьма и весьма интересное, то, что заслуживает основательной проверки.

– Когда ты к отцу в следующий раз?

– Когда что-то изменится в деле Ревзина, – усмехается Иванна.

– Давай на следующей неделе.

– Тебе пришелся по душе мой папА?

– Это кладезь юридических знаний.

– Не спорю. Но заглядывать часто в этот… кладезь, – она поеживается. – Увольте!

– От тебя требуется всего лишь предупредить его заранее, что ты приедешь. Назначь какое-то время…

         Она молчит несколько секунд.

– Не впутывай отца, Илья. Мы проверяли его окружение – все чисто.

– Ты же можешь просто позвонить…

– Могу. Но я не поеду.

– Я поеду один.

– А я?

– А тебя оставлю где-то в людном месте.

– Посреди центральной площади?

– Почему бы и нет? Желание пойти в народ у тебя не возникает?

– Абсолютно.

22. ВЫБОР

         Апатия уходит. Я чувствую, что что-то сломалось, изменилось в этом ожидании. Иванна ничего не чувствует, но видит, как загораются мои глаза и про себя пожимает плечами.

         Мне кажется, я ясно вижу цель. И при виде этой цели все посторонние мысли исчезают, как обычно и бывает в период максимальной концентрации. Исчезает даже мысль о том, как долго одинокая женщина на краю опасности может обходиться без секса. А эта мысль – сама по себе – многих стоит!

         Иванна по моей просьбе звонит отцу и говорит хмуро:

– Мы заедем в субботу. Хочется подышать свежим воздухом. Душно в городе.

         Оправдывается, что зачастила. Думаю, старик тоже немало удивлен, но удерживается от вопросов. Адвокатам не так легко быть искренними друг с другом.

         Она неловко кладет трубку, и мы уходим из офиса. Телефон только в офисе. Офис под надежной охраной. А в ее пещере – прежнее, унылое, неэлектрифицированное пространство.

– Твои друзья удивились бы, узнав, как ты живешь.

– Поэтому у меня нет друзей.

– А журналисты удивились бы еще больше.

– Не забывай, что ты тоже живешь в этих условиях.

– Для меня это рай в шалаше.

– Для тебя это рай?

         Это я сказал? Я не подумал. Точнее, я подумал о другом. Иванна смотрит с недоуменной кривой усмешкой, не решаясь ни высмеять меня, ни восхититься моей галантностью.