Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе

Со дня на день ждал он призыва в армию, хотя перспектива вновь оказаться на фронте, чтобы участвовать в завоевании жизненного пространства и искоренении мирового большевизма, совсем не радовала. Все взвесив и обдумав, Фельфе решил попытаться избежать призыва в армию и поступить на курсы подготовки комиссаров уголовной полиции. После их окончания обычно предоставлялась должность с хорошим окладом. Для него это было немаловажным обстоятельством в связи с предстоящими планами завести семью. Фельфе зачисляют на курсы, где он оказался единственным из числа лиц свободной профессии в компании 30 полицейских, большинство из которых до этого работало в гестапо.

Подходил к концу четвертый год войны, сводки генерального штаба все еще внушали немцам оптимизм и уверенность в грядущих блистательных победах германской армии. Но уже стали привычными ночные бомбежки английской авиации, нехватка топлива и продовольствия. Все больше и больше на улицах Берлина появлялось инвалидов. Желтые похоронки тысячами стучались в двери домов.

В свободное время зимой Фельфе любил проехать по городской железной дороге до озера Ванзее, чтобы, вдыхая чистый воздух, побегать с удовольствием на коньках, получить заряд бодрости и энергии. Но живописное озеро и его покрытые лесом окрестности были пустынны — ни катающихся на коньках, ни лыжников. На Унтер ден Линден уже давно исчезли парочки влюбленных.

Война Германии против Советского Союза пробудила в Фельфе какой-то скрытый, подогреваемый любопытством интерес к далекой загадочной России. Еще студентом он посетил весной 1942 года открывшуюся в Берлине на территории «Люстгартена» выставку «Советский рай». Макет советского города Минска. Крестьянские хижины из земли и соломы, громадные фотографии, на которых были изображены советские солдаты, вооруженные топорами и секирами, нищие и оборванные жители. Все это должно было внушать немцам презрение, ненависть и страх к Советской России. Но тогда после осмотра этой выставки у молодого студента родилась крамольная мысль: «…если Россия такая слабая и нищая страна, то почему наши доблестные войска потерпели поражение под Москвой, почему провалился блицкриг. Почему?..» Соблюдая осторожность, прочитал он тогда романы Толстого и Достоевского «Война и мир» и «Преступление и наказание» в надежде найти ответ на мучавшие его вопросы. Впервые мелькнул пугающий вопрос: «А не идет ли фюрер по пути Наполеона?»

Чем дальше шла война, тем чаще Фельфе думал о том, что ему не по душе становятся усердно вдалбливаемые нацистами постулаты о превосходстве германской расы, нарастающий террор и репрессии. Он не только сомневался в государственной целесообразности уничтожения антифашистов и евреев, но был против этого. Ему, как человеку, их было просто жаль.

Но когда такие мысли одолевали Фельфе, он усилием воли прогонял их. «Народ верит в фюрера, молодежь верит в фюрера, а он частица и того и другого, надо быть мужчиной и шагать со всеми за своим испытанным вождем, надо решительно прогонять всякие колебания и сомнения, если ты хочешь добиться положения и благополучия, а для этого надо идти в едином строю, несмотря ни на какие трудности», — так настраивал себя в минуты сомнения будущий комиссар уголовной полиции. Но все время жить, как страус, спрятав голову под крыло, чтобы не видеть надвигающуюся опасность, было невозможно.

В начале февраля 1943 года имперский колокол тревожно ударил в набат. По всей Германии и в оккупированных странах объявили трехдневный траур по разбитой и попавшей в плен под Сталинградом 6-й армии Паулюса. Речи Геббельса стали тревожно надрывными. Теперь он призывал все население Германии, включая школьников и стариков, к защите «фатерланда», к созданию народного ополчения, уже чувствуя, видимо, что война скоро может приблизиться к границам третьего рейха.

Спустя несколько месяцев черной траурной пеленой спустилось на Германию известие о крупном поражении немецких войск на Курской дуге. Пропаганда нацистов стала все больше запугивать немцев нависшей над Германией и Европой «большевистской угрозой». И еще быстрей и расторопней заработали карательные органы. Любое сомнение в победе каралось смертью или концлагерем. Предприятия, учреждения, воинские части, жилые кварталы были буквально наводнены платными и добровольными шпиками и осведомителями. Вот как описывал антифашист Г. Вайзенборн «деятельность» рядового гестаповского шпика: «… он с видом добренького дядюшки скромненько пристроился на площадке затемненного трамвая и подслушивает разговоры. И если озлобленному отпускнику случалось отвести душу насчет войны, должно быть, он на ближайшей остановке делал тайком знак эсэсовцу или полицейскому. А тот выслеживал рабочего, который встретился с другими рабочими и они под шумок вели неподобающие разговоры. А шпик в следующее же воскресное утро выдавал всех…»