Профессионалы

Акустики «Северодвинска», неподвижно зависшего на четырехсотметровой глубине в двадцати километрах севернее, помирали со смеху. Половина БЧ «болела» за подводников, а вторая за вертолётчиков. Командир БЧ-7, временами переходя на фальцет, комментировал развитие событий Митину, а из командного поста трансляция шла по общекорабельной связи – экипажу нужно было снять напряжение, а здоровый смех подходит для этого значительно лучше, чем что-либо другое.

После того как американец сумел оторваться, Митин прекратил трансляцию и, соединившись с БЧ-3, потребовал у дежурного по отсеку позвать к телефону капитана третьего ранга Чернегу.

– Первый аппарат – пли!

– Есть, первый аппарат пли!

Капитан третьего ранга повесил трубку на рычаг и отрепетовал команду.

Универсальная глубоководная самонаводящаяся модернизированная торпеда «Физик-2» покинула торпедный аппарат и ушла к цели. Турбинный двигатель внутреннего сгорания 19ДТ мощностью восемьсот киловатт быстро разогнал семиметровое чудовище до маршевой скорости. В двух с половиной километрах от американской лодки головка самонаведения захватила цель, торпеда немножко подрулила и устремилась в погоню.

– Всё, – заявил Митин старпому после доклада командира БЧ-3 о захвате цели боеголовкой торпеды. – Пошли домой, тут нам больше делать нечего.

* * *

– Полный вперёд, отстрелить имитатор, – скомандовал командир «Толедо», выслушав доклад акустика. – На тридцати пяти узлах мы легко уйдём от русской торпеды. Она будет медленно догонять нас, пока не сдохнет.

Но торпеда догоняла атомоход на удивление быстро. И сдыхать совершенно не собиралась. Имитатор её тоже не соблазнил. «Физик-2» имел скорость шестьдесят узлов, дальность хода в пятьдесят километров и наводился не только по шумам, но и по кильватерному следу. Его боевая часть несла заряд в триста килограммов морской смеси.

Взрыв оторвал «Толедо» винт, пробил здоровенную дыру в кормовом отсеке, контузил экипаж и сорвал с фундамента ядерный реактор. Лишившаяся какого бы то ни было управления лодка, быстро замедляла движение. Вода заполнила турбинный отсек буквально за несколько секунд и теперь медленно просачивалась в реакторный.

Придя в себя после чудовищного удара, командир лодки понял, что лежит в центральном посту на полу, который перекосился почти на тридцать градусов. Тускло краснели лампы аварийного освещения. Дифферент в корму постепенно увеличивался. В установившейся тишине были отчётливо слышны потрескивания корпуса. Окончательно придя в себя, кэптен поднялся на ноги и, ухватившись за стеллаж, бросил взгляд на глубиномер. Стрелка медленно приближалась к красной черте за отметкой в четыреста пятьдесят метров.

Экипаж самолета ДРЛО и А «Хокай», состоящий из пяти человек: двух пилотов и трёх операторов, наблюдал разгром АУГ со стороны, поэтому уцелел. Когда всё закончилось, самолёт снизился и, аккуратно обойдя стороной ножку ядерного гриба, осмотрел морскую поверхность. Обнаружив лодки и спасательные плотики, он развернулся и полетел в Исландию на базу «Кефлавик». Уже на подлёте к острову самолёт сильно тряхнуло, но экипаж не придал этому значения, приписав случившееся попаданию в особенно глубокую воздушную яму.

Связаться с базой так и не удалось, да и сесть на ней не получилось – на месте аэродрома красовалась огромная воронка, частично поглотившая обе полосы. Остальная часть аэродрома была засыпана выброшенной из воронки землёй. От складских построек и ангаров остались одни фундаменты.

Пришлось тянуть до аэропорта Рейкьявика, благо он находился неподалёку, и садиться там на последних литрах горючего. Информацию о терпящих бедствие американцах второй пилот успел передать Береговой охране ещё до того как «Хокай» пошёл на посадку и теперь видел, как один за другим в небо поднимаются два вертолёта AS365 «Dauphin» морской спасательной службы.

Спускаясь по откидной лесенке на твёрдую землю, американцы перешучивались: для них пятерых всё закончилось благополучно. Занятые обсуждением событий, которые совсем недавно произошли на их глазах, лётчики не сразу заметили, что на них никто не обращает внимания. Все, кто в этот момент находился на лётном поле, молча смотрели в одну сторону – на юго-запад. Оттуда, вырастая на глазах, к острову стремительно приближалась мутная тёмно-зелёная стена встающего на дыбы океана. Бежать было некуда, да и незачем. Аэропорт Рейкьявика располагался на площадке, возвышавшейся над поверхностью моря всего лишь на четырнадцать метров, а пенная вершина волны уже достигала, по меньшей мере, стометровой высоты. Летчики, операторы, техники – все, кто в этот момент находился на лётном поле, зачарованно смотрели, как гребень набегающей волны загибается вниз и закрывает небо. А потом волна нахлынула и для них всё закончилось.

* * *