Прогулка

Однако никакой раны не открылось. Вместо этого, по мере того как Бен растягивал ткани, он начал разрастаться и вылезать наружу. Из левой части тела вышло большее количество его правой части тела. Из правой части тела – большее количество левой части. Он все тянул и тянул ткани, пока из сделанного им надреза не вытянулась вторая пара ног. Потом еще и пара рук: правая рука слева, а левая – справа, словно он стоял пред двумя помещенными под углом зеркалами. Он напоминал делящуюся яйцеклетку. Голова его тоже разделилась: три глаза, затем четыре. Один нос, потом два. Две пары ушей. Два рта. Когда он перестал тянуть, перед столом стояли два Бена: один тридцативосьмилетний, другой – сорокавосьмилетний. Оба усталые, но сильные и плотные. У Старшего Бена на плече красовалась татуировка в виде небольшого краба.

Младший Бен повернулся к Режиссеру-Постановщику.

– Я войду в обе двери, – произнес он.

– Господи Боже! – ахнул Бобби. – Я просто преклоняюсь перед твоим искусством.

Младший Бен повернулся к своему старшему призрачному двойнику.

– Я иду в левую дверь. А ты – в правую.

– Ты уверен? – спросил Старший Бен.

– Да. Ты там за мной приглядывай, ладно?

– Пригляжу.

– Ступай. Иди, пока он тут из нас перевертышей не сотворил.

Два Бена пожали друг другу руки, и Младший Бен глядел, как его старшая, более ворчливая ипостась проходит в правую дверь навстречу яркому белому свечению у врат Шангри-Ла.

Затем дверь закрылась. Теперь остался лишь Младший Бен. В единственном числе. Он повернулся к старому «консультанту» с подтяжками на лице и указал на левую дверь:

– А теперь я иду туда.

– Разумеется, идешь. – Режиссер-Постановщик пожал Бену руку. – Ты великолепно поработал. У тебя большое будущее в этом бизнесе, сынок.

– Да пошел ты куда подальше.

– Взаимно. Молодец! Никогда не теряй бойцовского духа.

Бен шагнул к левой двери.

– И запомни, – произнес Режиссер-Постановщик. – Ни единого слова.

– Да, да.

С этими словами Бен повернул ручку и вышел прочь.

Глава тридцать вторая. Крокус-драйв

Дверь за Беном захлопнулась, и он оказался в сарае, обшитом листами алюминия. Снаружи доносилось какое-то стрекотание или жужжание. Двустворчатые двери сарая оказались незапертыми и слегка приоткрытыми. Он настежь распахнул их и вышел на тропинку у подножия небольшой горы в массиве Поконо. У сарая был припаркован белый пикап. Чуть поодаль работали двое крепких мужчин, распиливая бензопилой упавший тополь. Когда из приоткрытых дверей показался Бен, они повернулись и пристально уставились на него. Лица у них были человеческие. Без малейшей угрозы. Из-за сарая выбежал добродушный ротвейлер и лизнул Бену руку.

Один из мужчин снял защитные наушники.

– Эй, парень, – обратился он к Бену. – Ты что, заблудился?

Бен промолчал.

– Ты из гостиницы? Можем тебя подвезти.

– Нет-нет, спасибо, сэр. Я сам.

Он осторожно зашагал прочь от сарая, мимо широко распахнутых ворот с железной щеколдой, а потом пустился наутек. Окрыленный. Жизнерадостный. Вскоре он добежал до развилки, где росли два дерева с расщепленными стволами.

Я узнаю эти деревья!

Он побежал по тропинке обратно в гору, к поляне с круглым кострищем и скамейками из распиленных толстых древесных стволов.

Узнаю эти скамейки!

Он побежал по кромке гребня холма и заметил стоявшие через каждые сто метров маркеры. И скворечники тоже: изящные небольшие скворечники с крышами из дранки.

Узнаю эти скворечники!

Он поглядел вниз с холма и увидел конгломерат больших помпезных домов, таких огромных, что в каждом из них могли поселиться один-два великана.

– Привет особнячкам богатеньких, чтоб вас там!

Он заметил гостиницу. Ту самую запущенную, почти пустую провинциальную гостиницу, из которой вышел прогуляться. Он подбежал к главному входу и увидел свою машину именно на том месте, где он ее припарковал. В вестибюле маленькая девочка в просторной ночной рубашке с оборками босиком танцевала вокруг столика с сувенирами, печеньем в форме кленовых листьев и запредельно дорогими безделушками. Она с размаху врезалась в Бена. К ней тут же подбежала мать и принялась ей выговаривать:

– Может, ты все-таки вернешься в номер и оденешься? Если ты не поторопишься, нам не удается попасть в музей в Страудберге! – Она повернулась к Бену. – Бога ради, извините.

– Ничего страшного, – ответил он с теплой улыбкой. – У меня самого трое.

– Боже правый! Трое?

– Да, и это все объясняет.

Бен взбежал по ступенькам и промчался по узкому коридору к своему страшноватому номеру. Он вытащил ключ и открыл дверь. В номере все оставалось на тех же местах, как когда он уходил… Разве что теперь на прикроватной тумбочке лежал его телефон. С целым дисплеем. Полностью заряженный. Он схватил аппарат и позвонил Терезе.

– Алло? – произнесла она. От звуков ее голоса он словно лишился дара речи – Алло?

– Это ты.

– Бен?

– Это действительно ты.

– У тебя все нормально, Бен?

Ни единого слова.

– Все в порядке. На самом деле ужин у меня отменился. Я собираюсь ехать домой. Прямо сейчас.