Выбранный срок символичен — сорок (quantra —
Увы, но столь суровые меры не спасли Венецию от Черной смерти, и потери республики составили от 50 до 60 % населения с пиком смертности около шестисот человек в день. Но дож Андреа Дандоло и республиканский совет сделали главное: не допустили чумных бунтов, сохранили управление государством и свели экономические потери к минимуму.
В других городах и странах обстановка была куда страшнее. Страх и паника немедленно приводят к поиску виновных — человек, обуянный апокалиптическим ужасом, теряет рассудок. Мы знаем, что в ту эпоху идентификация личности и общества проходила по религиозному, а не национальному признаку: «свои» — это католики и (с некоторой натяжкой) другие христиане апостольских конфессий. «Чужие» — евреи и сарацины.
Поскольку европейские сарацины тогда жили исключительно в Испании, где продолжалась Реконкиста, гнев насмерть перепуганных европейцев пал на иудеев и прокаженных. Последние также были отверженными, причем именно с религиозной точки зрения: проказа считалась напастью, посланной за грехи, а значит, грешники-прокаженные, так же, как и евреи-христопродавцы, способны на всеразличные гадости и коварства, лишь бы насолить добрым католикам. В список обвинений входит отравление колодцев и ручьев, насылание многократно помянутых миазмов и создание «чумных мазей», то есть ядов, вызывающих чуму.
Власти, у которых хватало своих забот, далеко не всегда препятствовали толпе, хотя, когда известия о массовых погромах добрались до Авиньона, Апостольский престол пригрозил отлучением за бессудные убийства иудеев — уж коли есть доказательства виновности иноверцев в «преднамеренном вреде», благоволите требовать расследования у инквизиции.
Кое-где парламенты городов и крупные феодалы брали иудеев под свою защиту — причиной была вовсе не любовь к евреям или страх папского отлучения, все гораздо прозаичнее: иудейские общины зачастую играли важную экономическую роль в банковском деле и торговле, а ни один король или герцог не станет истреблять подданных, приносящих пользу стране и доход в казну. В конце концов, у евреев был еще один выход: немедленное крещение, а следовательно, вхождение в католическую идентификационную систему (см. схему «свой — чужой»).
Имели место и немалые косвенные потери. Умирали оставленные без ухода и надзора, но не заразившиеся старики и дети. Возникали стихийные пожары — достаточно было искры из очага, за которым никто не присматривал. Гибла в стойлах без пищи и еды домашняя скотина. Разлагавшиеся тела людей и животных вызывали вторичные инфекции. Исчезло продовольствие — рынки не работали, торговать на них было некому.
Проще говоря, наблюдался системный кризис поистине вселенских масштабов.
Вторая мировая война рядом с этим непостижимым для разума бедствием выглядит вполне невинно и безобидно хотя бы потому, что жертв от общего числа населения было гораздо меньше, а главное — война дело рук человеческих, а не грозная, неодолимая сила природы…
Всеобщий психоз привел к появлению двух кардинально противоположных явлений: так называемому «пиру во время чумы», с одной стороны, и истерии покаяния — с другой. Понятно, что, когда государственная власть фактически рухнула, управление потеряно, даже самого минимального надзора за порядком в опустошенных городах нет и в ближайшие месяцы не предвидится, в числе выживших найдется предостаточно маргинальных элементов, готовых воспользоваться столь благоприятной ситуацией. А это подразумевает грабежи, насилия, убийства и прочие преступления против личности.
Обороняться от таких «чумных разбойников» можно было исключительно своими силами — в Париже штат королевских сержантов в августе-сентябре 1348 года снизился на две трети за вопиющей смертностью, парижский прево с сожалением отчитывался перед королем Филиппом VI де Валуа о том, что контролировать положение в городе невероятно сложно, а то и вовсе невозможно.