Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

— Чем богаче поминки — тем больше хороших слов об усопшем скажут. Естественно, что-то из словесного "добра" и устроителям поминок достанется.

На "сороковины" затраты уже меньшие, а через год покойник не особо сильно трясёт кошельки оставшихся в живых родичей.

— Большие затраты уходят на сооружения "мемориалов". Все ваши "мемориалы" выражают собственную красоту, но ни в малейшей степени не говорят о причинах своей установки. Каков процент молодых сегодня может сказать, в память каких событий установлены "вехи памяти"? А если и знает, то, как сильно воздействуют таковые знания на его душу?

— Пожалуй! Хорошие, удивляющие и вызывающие зависть "мемориалы" стоят больших денег. До разорения больших средств!

Вся наша жизнь, какой бы "широкой" она не была, всё же сужается до погребения. Предел мечтания каждого уходящего из жизни — это "красиво пустить своей кончиной пыль в глаза остающимся".

В старину выражение имелось: "не по чину берёт". Означало оно совсем простое: если я был простой чиновник, то более одного гуся в качестве подношения, брать не смел. Ежели я нарушал "правила приёма мзды", то окружающие, коим всегда и всё известно, про меня, без промедления, говорили так: "не по чину берёт!"

Это вот о чём: если при жизни я был говном, но в финале улягся под обелиск из чёрного полированного камня, то не подпаду ли под статью о "превышении власти"? И не подумает кто-то про меня: "вы только посмотрите, как эта скотина шикарно устроилась! Вором был, сволочью жил, паразитом, клопом, а, поди ж ты, финал какой ему закатили!"

Шикарный монумент на могиле вора — это всё едино, что знаки в правилах дорожного движения. Предупреждение, не более того, своего рода "умолчание": шикарный памятник усопшему — это знаки внимания со стороны его "родственников, друзей и знакомых". И надпись: "помним, любим, скорбим…"

— Бес, скажи, а слово "любим" уместно на поминальных "скрижалях"? Как можно "любить" мёртвых? "Помнить" — куда ни шло, "скорбеть" — и это понятно, а вот как их "любить"?

— Замечание верное: в самом деле, мёртвых только у вас "любят". И, заметь: ничего иного об усопшем вы не пишете на "скрижалях" У вас сплошные "умолчания"

Должен ли "склонять голову в печали" при виде некропольной" роскоши, если усопший не касался меня ни каким боком? Может, правы индусы, когда сжигают останки родичей в уверенности, что усопший оставил по себе не материальные памятники, а "добрую память о хорошем человеке"? Какую заработал? Удобно и демократично: если жил праведно — и помнить праведником будут без напоминаний в виде надгробий, а если ты…

— Такое не для вас.

— Почему же?

— У вас память дырявая, вам напоминающие символы нужны. Чтобы вспомнить. Выпячиваться вы любите: "моя могила — это "чудо некропольной архитектуры" а твоя — так, холмик убогий" — никто так не говорит, стремятся молча.

При "втором пришествии" я выйду из шикарного склепа, и, следовательно, меня КТО-ТО и встретит надлежащим образом, а тебя, замухрышку из "хрущёвки" — не заметят!

— Как это понимать?

— Просто. Ответь, почему родичи усопшего идут на любые траты, чтобы обойти все препоны и получить место на закрытом для похорон, "пристыженном" "месте вечного упокоения"? Обрати внимание на шикарные захоронения при входе на "место скорби": чем ближе к входу, тем сильнее у посетителей появляется желание самим умереть при виде тамошней красоты. Ты такое не испытывал?

— Было! Когда вижу "первый ряд" на погосте, то самому и немедленно хочется умереть! Но с условием: хочу покоиться не менее тысячи лет только в "первом ряду"!

— А на сельских погостах от кого ограды возводите? Рвов с водою и минных полей только нет, а всё остальное для покойников — на месте?

Места — не меряно, закапывай родича где угодно, так нет вам, рядом — и с оградой!! От кого огораживаетесь?

— Чтобы скотина не забрела…

— А как можно допускать, чтобы скотина могилы топтала? При такой любви к усопшим, и вдруг — скотина их топчет! В каком месте врёте о "могилах предков"?

— Ну, знаешь…

— Не вижу причин предаваться печали в местах вашего "вечного упокоения". Там вас веселиться нужно, а не грустить: ты ведь жив! И водку на могиле кушаешь. Пока без музыкальных инструментов, молча, но это дело времени, полное веселье впереди.

У вас не памятники усопшим, а реклама плохого товара. Ты, к примеру, жил большим дураком, но после кончины родичи пускают пыль в глаза окружающим дорогим памятником твоим останкам.

Вашу историю изучать не нужно, для этого достаточно послушать песни и побывать на местах "вечного упокоения" — и всё становится понятным!

Третий "индикатор" жизни — ваши пословицы. Но особенно впечатляет "могила неизвестного солдата". Вот где настоящий обман живых!

— Как понимать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза