Что получилось из ваших намерений переделать чужой мир — это все и давно, кроме вас самих, выяснили. Было и хуже. Почему-то устроителям переворота 17 года показалось, что и другие народы желают всё перевернуть у себя вверх ногами. Ну, как же! Откуда взялось:
"…я хату покинул, пошёл воевать
чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать…"-
слова нужно понимать так, что песенный герой на то время у себя в отечестве землёй и дворцом на ней обзавёлся и главной заботой для него остались крестьяне Гренады. Эти "крестьяне Гренады" всю свою историю бестолковыми жили, спали и видели во снах его, "героя-спасителя"! Без прихода с "миссией справедливого дележа земли поровну под его "мудрым руководством" дальнейшую жизнь не видели.
не представляли.
Врал ведь! У песенного "доброхота" на "исторической родине" был не дворец, а "хата", нора, и такими "хатами" он мечтал "осчастливить" крестьян Гренады. Работала любимая поговорка "не я один горбатый"! Повезло тогда крестьянам Гренады: ни ему, ни каким-либо другим из "славной когорты переустроителей старого мира" не удалось сделать "щасливыми" крестьян Гренады!
"…отряд не заметил потери бойца
и "Яблочко" песню допел до конца…" —
надо было так орать! И что за удовольствие орать "Яблочко" на ходу!? Не иначе, как отряд "перебравшим" был… или "пролетарский поэт" врал напропалую. А, может, и не врал: с тех времён вы за правило взяли терять бойцов и не замечать потерь. Тогда в песне одного потеряли, а потом на миллионы перешли. Главное — начать, а далее исключения в правила превратятся. Вам бы следовало на кремлёвской стене буквами метрового размера начертать строки: "мы смело в бой пойдём" с обязательным указанием автора строк. Главная обида ваших прошлых походов: в бой вы ходили за чьё-то счастье и никогда — за своё. Вникни в слова песенной порнографии:
"… на бой кровавый,
святой и правый,
марш, марш вперёд,
рабочий народ!" —
обрати внимание: кто-то, очень талантливый, посылает рабочий народ на "бой кровавый". Знает, сволочь, что бой будет кровавым, но гонит! Куда и с кем идти на "бой" — писать не следует, места на стене не хватит для подробностей. Главное — это сама идея боя. С первых переворотных лет и до сего дня, у нас в песнях ничего не изменилось. Прихожу в дикий восторг и умиляюсь до слёз, коих нет, когда слышу "певунчика" с голосовыми связками кастрата:
"…дорогие мои старики
дайте, я вас сейчас расцелую!
Дорогие мои старики!
Мы ещё, мы ещё повоюем!" —
слышишь"? "Повоюем"! Пример явного и неприкрытого призыва к войне! Не надоело? Только вслушайся! С кем и за что собирается воевать "песенный" засранец? Как его понимать? Призывает стариков воевать с нуждой? Об этом и речи нет. Кто они, эти самые "мы ещё повоюем"? Лично он воевать собрался, сопля? Тяжелее балалайки ему в руках ничего не удержать, да, пожалуй, он ко всему ещё и "нетрадиционный"… Какая ему битва? Единственное, что осилит — так это обслюнявить стариков поцелуями. Дать старикам достойную пенсию, хотя бы такую, как у герра Лотара Хеппа, ветерана дивизии "дас Reich" он не может. Только песни! — чёрным манером ругался бес.
Не я придумал фамилию "Лотар Хепп", это всё от беса, это он шепнул имя и фамилию захватчика. Иногда путает имя: один раз говорит "Лотар", другой — "Людвиг". В свою очередь думаю, что и бес не придумал её, а взял из переписи населения Германии. Людвиг Хепп и ныне прекрасно проживает в своём, когда-то так и не раздвинувшем границы за счёт чужих территорий, отечестве.
— Всё и совсем не так: у Хеппа было другое имя — "Лотар". Родился в 13 году, был санитаром, попал в плен, где "добрые гуманные советские люди" позволили ему в возрасте тридцати четырёх лет умереть. Санитару-ефрейтору, человеку далёкому от убийств. Его нужно было отпустить домой: санитар вне войны. Так нет, умер в плену, в твоём городе, а где похоронен — неизвестно — как приятно, хотя бы раз, "отыграть" у этого всезнайки!
— Ничего нет удивительного: до сего дня не знаете, где закопаны "свои", так о каких пленных вести речь!?
Глава 37
Визит к законодателям.
Древнее утверждение "веселие Руси есть пити" нас с бесом не касается. Мы — трезвенники.
Не поддаваясь и не соглашаясь с древней отеческой уверенностью о "питии", мы, таким образом, как бы выпадаем из общего "строя". Чужаки мы для Руси потому, что всякий, кто носит у нас на плечах трезвую голову — "подозрительная личность". Если ты не пьёшь — какой ты "россиянин"!? — Никаким иным способом, как только питием, к "веселию" не приходили, не приходите и впредь не придёте. Пока внутри "топливо" горит — веселы, "перегорело" — забота появляется:
— По новой начинать нужно!
— Почему люди веселятся с применением алкоголя, когда и без него вокруг столько весёлого?
— Так и есть! И мне непонятно: зачем пить? Вы и без пития смешные! Питие для вас лишнее, у вас и без того всегда весело! Весёлых мест и лиц у вас больше, чем во всём мире!