Происхождение фашизма

Накануне первой мировой войны националистические идеологи и политики разрабатывали планы организации антидемократического правого картеля с участием клерикалов, которые должны были обеспечить массовую базу. Тем самым они хотели лишить опоры сторонников либеральных реформ, а главное — нанести поражение социалистам.

Было бы серьезной ошибкой ограничивать почву, на которой вызревали эмбрионы фашизма, пределами тех стран, где он достиг наиболее полного развития.

Тенденция к реакции «по всей линии» наметилась и во Франции. Но здесь ее воздействие по сравнению с Германией и Италией сковывал довольно высокий уровень развития буржуазной демократии, достигнутый в значительной степени вопреки самой буржуазии. Благодаря активности пролетариата и демократических буржуазных элементов в итоге четырех революций французская буржуазия, по словам В. И. Ленина, «вся была переделана в республиканскую, перевоспитана, переобучена, перерождена»^{60}

. Именно этим французская буржуазия отличалась, например, от буржуазии германской, «перевоспитанной» юнкерством. Именно это в значительной мере обусловливало особенности политического устройства страны. «Во Франции, — подчеркивал В. И. Ленин, — гегемонию раза этак четыре за все восьмидесятилетие буржуазных революций отвоевал себе пролетариат в разных сочетаниях с «левоблокистскими» элементами мелкой буржуазии, и в результате буржуазия должна была создать такой политический строй, который более угоден ее антиподу»^{61}. Историки улавливают определенные черты, присущие движениям фашистского типа (прежде всего способность мобилизовать массы для осуществления реакционных целей), в буланжизме — своеобразном явлении французской политической жизни конца 80-х годов XIX в. Военный министр генерал Буланже сумел нажить политический капитал безответственными воинственными выступлениями против бисмарковской Германии. Если в Германии шовинистические тенденции выросли из упоения победой, то стремление к реваншу было не менее сильным стимулом для аналогичных тенденций во Франции. Этим и воспользовался Буланже, гордившийся репутацией «генерала-реванша». Но генерал претендовал на нечто большее: на роль диктатора. Он, заигрывая с массами, сумел привлечь симпатии значительной части населения столицы.

Лагерь буланжистов отличался чрезвычайной пестротой. Здесь можно было найти и клюнувших на генеральскую демагогию «левых», а также бонапартистов, монархистов разного толка, надеявшихся ликвидировать республику. Буланже эксплуатировал бонапартистскую традицию, миф о «генерале-спасителе». Он вступил в тайный сговор с крайне правыми монархическими элементами, опирался на их финансовую помощь. В начале 1889 г., после триумфального избрания депутатом от Парижа, Буланже все-таки не решился осуществить государственный переворот и бежал за границу. Так, Франция, как сказал Ф. Энгельс, переболела «цезаристской лихорадкой». Буланжизм скомпрометировал идею цезаристско-бонапартистской диктатуры, уменьшил шансы на успех других кандидатов в цезари и бонапарты.

Буланжистская эпопея в историческом плане, во-первых, привела к тому, что французская реакция преждевременно израсходовала часть своего потенциала, который пригодился бы ей в большей мере для будущего, а во-вторых, способствовала укреплению буржуазно-демократических порядков. После очередной ожесточенной схватки между силами демократии и реакции в связи с делом Дрейфуса верх окончательно взяли сторонники либеральной буржуазной политики, главными проводниками которой были представители левобуржуазной партии радикалов.

Тот факт, что французские правящие круги стали специализироваться на политике либерального типа, отнюдь не исключал применения ими насилия. Ни либеральная, ни консервативная политика не встречаются в абсолютно чистом виде. Французские радикалы не стеснялись использовать против революционного движения репрессивные методы.

«Радикально-социалистическое» министерство Клемансо-Бриана, — отмечал в 1908 г. В. И. Ленин, — насильничает не хуже юнкерски-консервативного министерства Бюлова»^{62}. Но курс на перманентное насилие, на экстремистские консервативные методы не находил поддержки даже у правобуржуазных политических партий. «В стране с классическим парламентским строем, — писал А. Грамши, имея в виду Францию, — «нормальное» осуществление гегемонии характеризуется сочетанием силы и согласия, принимающих различные формы равновесия, исключающие слишком явное преобладание силы над согласием; напротив, пытаются даже добиться видимости того, будто сила опирается на согласие большинства…»^{63}.