Происхождение Каббалы

Но важнее деталей этого учения (усердно проработанных, прежде всего, каббалистами XIII века, такими как Исаак из Акры, анонимным автором книг Пелиа и Кана[880] и других) лежащий в его основе принцип. Здесь я имею в виду в особенности сочетание апокалиптического мистицизма истории, с одной стороны, и космогонической теософии, с другой. Учение о шемиттот расширило перспективу Каббалы в поразительной степени, поскольку оно рассматривало развитие творения не только в узких рамках космической недели. Конечно, оно не отрицало дальнейшие спекуляции в рамках этой структуры. По примеру Авраама бар Хийя (или, возможно, его христианских источников, например, Исидора Севильского), Нахманид и другие утверждали параллель между содержанием каждого дня творения и тысячелетием в истории мира, соответствующего ему. В результате, вся история оказывается проявлением содержания, с самого начала скрытого в каждом дне творения. Пользуясь этой исторической конструкцией в рамках космической недели, каббалисты стремились понять историю Израиля и его место в творении. Сторонники спекуляций о

шемитта, напротив, пытались объяснить судьбу Израиля при помощи более исчерпывающего символа. Сама природа эона Строгого Суда оказывает непреодолимое воздействие на судьбу Израиля и её превратности. Эти каббалисты не меньше Иехуды Халеви в Кузари боролись с проблемой истории Израиля, и в не меньшей степени выделяли её национальные аспекты. Но их спекуляции о деятельности сефиры Строгого Суда в божестве и её импульсе к активному движению вовне со всей силой предоставили мощный символ, позволивший связать историческое существование Израиля с самой сутью творения. Представители этого учения также с нетерпением ожидали великой мессианской революции, но их ожидания превосходили рамки традиционных концепций об избавлении — как если бы идеи о космической Субботе в последнем тысячелетии и предшествующем избавлении уже не удовлетворяли утопическую нужду. Потому автор книги Темуна переносит свой интерес от избавления в конце текущей шемитта

(о котором мало что может сказать) на видение следующего. Видение конца текущей шемитта, постепенного исчезновения человечества и замедления ритма жизни во всём творении (о чём прежнее еврейское мессианство ничего не знало) уже формирует часть этого нового прорвавшегося стремления к утопии. В такой концепции избавления сам Мессия больше не играет заметной роли; интерес перемещается к космическим процессам.

Для историка религии самый поразительный аспект учения о шемитта заключается в тесной связи между строгим еврейским благочестием, поддерживающим характер Торы как откровения, и видением перемены в проявлении Торы в других шемиттот. Мы имеем дело с очевидным утопическим антиномизмом. Утверждение

Темуна, что «запретное внизу разрешено вверху» (fol. 62а) влечёт за собой логический вывод, что запретное, согласно прочтению Торы в нашем нынешнем эоне, будет разрешено и даже требоваться в других эонах, когда некое другое божественное качество (например, Милость вместо Строгого Суда) будет управлять миром. В действительности, и в самой книге Темуна, и в сочинениях, следующих за ней, мы находим поразительные утверждения о Торе, предполагающие буквальный антино-мизм.

Здесь следует подчеркнуть две идеи. Несколько отрывков предполагают, что в текущей шемитта одна из букв Торы отсутствует. Это отсутствие можно понять двояко. Оно может означать, что одна из букв имеет искажённую форму, вопреки её прежнему совершенству, которое, конечно, будет восстановлено в будущей шемитта.

Однако, как неутомимо утверждает книга, поскольку каждая буква представляет собой божественное могущество, несовершенство формы может означать, что сефира Строгого Суда, доминирующая сегодня, в сущности, ограничивает действенность божественных эманаций, которые, таким образом, неспособны раскрыться в совершенстве. Согласно этой точке зрения, одна такая «искажённая» или неполная буква алфавита — это шин, которая в совершенной форме должна иметь четыре головы, но сейчас пишется с тремя: . Но утверждение также может означать, что сегодня одна из букв алфавита отсутствует полностью: она стала невидимой в нашем эоне, но появится снова и станет отчётливой в будущем эоне. Такая точка зрения, очевидно, предполагает глубоко изменившийся подход к принятой Торе. На самом деле, это может вести к предположению (и привело), что все запреты, о которых мы читаем в нынешнем тексте Торы, связаны с этой отсутствующей буквой[881]. Алфавит, а с ним и полная Тора, на самом деле основаны на последовательности из двадцати трёх букв; если мы находим в Торе позитивные и негативные заповеди, то только потому что эта буква выпала из нынешнего текста. Всё негативное связано с отсутствующей буквой оригинального алфавита[882].