Происхождение Каббалы

Здесь мы затрагиваем парадоксальное, но важное состояние дел, проливающее некоторый свет на различные источники, из которых могли черпать древнейшие каббалисты. Как было показано, Авраам бен Исаак сам был учеником Иехуды бен Барзилая в Барселоне[315], автора детального комментария к Книге Творения, который уже упоминался несколько раз. Потому мы можем предположить, что он был знаком с этим комментарием, даже хотя никогда не упоминает его напрямую. Конечно, вполне возможно, что именно эта работа вдохновляла его глубже заняться книгой

Йецира и гнозисом Меркабы. В своей Эшкол он туманно ссылается на мистический комментарий к агаде, согласно которому Бог показал Моисею узел тфилин: «Он показал ему нечто напоминающее формы [божественного] величия и великолепия, чтобы возвестить, что эта заповедь Ему особенно дорога» [316]

. Текст не указывает природу форм, содержавшихся в небесном свете, который созерцал Моисей. В комментарии его учителя к Йецира мы находим то же выражение о «формах величия», то есть о Шехине, и о том, как её воспринимали Моисей или пророки[317]. Здесь ясно, что Авраам бен Исаак следовал по стопам учителя относительно его концепции Шехины и учения о

кабход, придерживаясь традиции, введённой Саадия Гаоном. Исторически мы тем самым получаем единообразную и неразрывную цепь традиции от учителя к ученику, от учёного в Барселоне, чья работа ещё не выдает ни малейшего намёка на основные каббалистические учения, до Исаака Слепого, который жил сто лет спустя. Тем не менее, в этот период учения книги Йецира о сефирот и Саадии о Шехине были полностью преображены, если не превратились в противоположность. Есть глубокая разница между тварным светом Славы и Шехиной у Саадии и Иехуды бен Барзилая, которые неустанно подчёркивают тварную природу Славы, и идеей Шехины в Бахир,

какой она позже доминировала в Каббале. Мы здесь видим две совершенно разные религиозные концепции и способы мышления. Совсем не случайно в детальной работе Иехуды бен Барзилая полностью отсутствуют все тех гностические символы Шехины, которые мы анализировали в предыдущей главе. Так где же тогда произошёл решающий поворот по направлению к гностической концепции? Не будет ли он лежать на пути, ведущем от великого учёного из Барселоны к «председателю раввинского суда» Нарбонны? Не здесь ли нам следует искать прорыв гнозиса, который, на самом деле, полностью расцвёл только через поколение после него? Не могла ли эта огромная перемена оказаться результатом встречи между учеником Иехуды бен Барзилая и другой традицией, которая вступила в конфликт с его собственной и впоследствии победила, то есть с традицией, нашедшей своё выражение в Бахир? Нам довелось обладать весьма надёжным свидетельством относительно интереса, проявленного кругом Авраама бен Исаака из Нарбонны к Книге Творения как фундаментальному документу эзотерического учения. Уже в первой половине XIII века Моше Таку (из Такова в Богемии?) видел комментарий к Йецира, составленный «учёными Нарбонны», как мы уже отмечали выше. Однако, из единственной краткой цитату Таку нельзя ничего вывести относительно общего характера этой книги. С другой стороны, нет причин полагать, что в книге, известной публике как коллективная работа, авторы стали бы открыто излагать каббалистические идеи. Мы не можем ожидать со стороны этого круга каких-то публичных разоблачений.