Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли

«Нам, в качестве народа в стадии становления, без сомнения, необходима литература, побуждающая к действию. Нам нужно поколение основателей и строителей, готовое к всевозможным приключениям и встряскам, способное находить путь в самых запутанных дебрях. Нам нужна молодежь, умеющая скакать на коне, лазать по деревьям, плавать и владеть кулаком и ружьем, люди со здоровым воображением и сильной волей, жаждущей выразиться в борьбе за существование. Достоевский или Кнут Гамсун не воспитают нам такое поколение. В начинающуюся ныне эпоху нашей жизни нет места и роли для сложного существа, вглядывающегося в собственную душу и с точностью вымеряющего все ее ощущения, их длительность, глубину и силу. Наш подлинный внутренний мир еще не создан, и не во что вглядываться. Нас ожидает внешний мир, в нем мы будем действовать, и в нем мы будем строить.

Наша оригинальная литература (я говорю о беллетристике) не соответствует этой национальной роли. Как правило, в ней нет ни действия, ни движения, ни событий, ни динамики…»

В статье Жаботинский хвалит издателя Штибеля за то, что тот решил дать в руки читателя на иврите роман, занимающий центральное место в польской национальной жизни. Этот взгляд Жаботинского, придающий важность разработке национального момента в литературе, высказывается им в целом ряде случаев.

Одно из наиболее удивительных, в определенном смысле, проявлений высокой оценки национальной культуры уже за то, что она национальна, каково бы ни было ее содержание, нашло выражение в положительном отзыве Жаботинского об украинской национальной литературе и крупнейшем ее поэте — Тарасе Шевченко. Из всех национальных движений Восточной Европы именно украинский национализм выделялся особой ненавистью ко всему инородному в целом, и к евреям в частности. Если немалое число еврейских мыслителей и относились положительно, например, к проявлениям польского или итальянского национализма с их либеральным фоном, то найти еврея-интеллектуала, защищающего украинский национализм, ассоциируемый с погромами и антисемитизмом, — это, без сомнения, явление исключительное.

В фельетоне «Урок Юбилея Шевченко» (1911) Жаботинский восхваляет украинский национализм и защищает украинский язык от его противников в среде «великороссов», видевших в нем всего лишь невежественное искажение языка русского. Жаботинский, наоборот, обнаруживает в украинском национализме жизненность, исконность и подлинность: это сочетается с общей концепцией Жаботинского, как мы видели ее выше, согласно которой отличительной чертой национального движения является то, что оно отвергает посторонние, чуждые элементы. От Жаботинского не укрывается тот факт, что в результате этого украинский национализм в целом — и поэзия Шевченко в частности — приобретает оттенок нетерпимости и ненависти к «чужим», однако, с его точки зрения, все это — лишнее доказательство подлинности, исконности и корневого характера явления.

«Шевченко есть национальный

поэт, и в этом его сила. Он национальный поэт и в субъективном смысле, то есть поэт-националист, даже со всеми недостатками националиста, со взрывами дикой вражды к поляку, к еврею, к другим соседям… Но еще важнее то, что он — национальный поэт по своему объективному значению. Он дал и своему народу, и всему миру яркое, незыблемое доказательство, что украинская душа способна к самым высшим полетам самобытного культурного творчества».

Это — не единственное место, где заметна симпатия Жаботинского к украинцам; и в уже упомянутой статье «Человек человеку — волк» он становится на их сторону против поляков. Возможно, что эта симпатия к аутентичности украинского национализма, несмотря на страшные вспышки антисемитизма, в немалой мере составила фон предложенного Жаботинским Двенадцатому сионистскому конгрессу (1921) соглашения с петлюровскими властями на Украине. Здесь можно обнаружить не только заботу о спасении человеческих жизней и не одну лишь антикоммунистическую политику. Хотя значительная часть еврейской общественности выражала отвращение к подобному соглашению сионизма с наиболее шовинистическим, жестоким и антисемитским из всех национальных движений, расцветших на периферии бывшей царской империи после Первой мировой войны, для Жаботинского корни этого соглашения с Петлюрой уходили, возможно, в его историко-эстетическую оценку аутентичности украинского национализма и крупнейшего из его поэтов.

Другой стороной национальной концепции Жаботинского является подчеркивание внутреннего единства нации — принцип монизма или «единства знамени» (хад-нес), как это выражено в поэтическом стиле устава Бетара. Монизм этот проявляется в подчеркнутой гегемонии нации над всеми ее составными частями, как индивидуальными, так и классовыми. Гегемония над отдельными личностями находит свое выражение в принципе дисциплины, превращающей массу индивидуумов в сплоченное целое: гегемония над классами отражается в подходе, рассматривающем всякую отдельную классовую организацию как угрозу целостности нации.