Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли

Вся пляска состояла из таких поворотов по мановению палочки, то резких, то плавных, и тянулась она недолго. Но Самсон ушел с праздника в глубокой задумчивости. Еще в передаче Семадар его поразила эта картина единой воли, стройно движущей тысячами. Теперь она подавила его своим колдовством. Он не мог бы высказать эту мысль, но смутно чувствовал, что тут ему показали главную тайну народов, создающих государства».

Эта церемониальность, сопровождавшая большинство проявлений интегрального национализма в Европе 20-х и 30-х годов нашего века, возводится Жаботинским в степень высшего принципа. Если мы уже видели выше, как Жаботинский говорит: «Высшее достижение массы свободных людей — это способность действовать всем сообща, как один, с абсолютной точностью машины», то в прочувствованном и проникнутом трагизмом некрологе «Урок смерти Бен-Иосефа» (1938), где Жаботинский оплакивает первого из казненных англичанами члена Бетара, он возводит церемонию как выражение величия — в степень высшего принципа человечества и даже видит в ней отличительный признак человека:

«Превосходство человека над животным — это церемония. Отличие культурного человека от дикаря — церемония. Каждая вещь в мире — церемония. Как проводится процедура суда, если не посредством церемонии? Председатель открывает заседание и предоставляет слово обвинителю, затем защитнику. А как вызывают свидетелей? Прежде чем выслушать свидетеля, спрашивают его имя, хотя оно известно; знают, что человек честен, и все же берут с него присягу; уверены, что другой свидетель — лжец, и все же и его приводят к присяге; а если забыли самую малую из церемоний — то приговор недействителен и подлежит обжалованию.

А что такое свобода? Разве не выражение известной церемонии? Выборы, хотя и проводятся по всей строгости и правилам самого демократического закона о выборах — если в урне найдется лишний бюллетень — пусть даже знают, что избранный в данном избирательном округе в любом случае пройдет подавляющим большинством голосов, будут признаны недействительными. Нет церемонии — нет свободы».

Другой аспект этого монизма направлен против классовых организаций в обществе. В юности, во время пребывания в Италии, Жаботинский сам свидетельствует, как мы уже видели, что находился под влиянием своих учителей-социалистов в Риме, и, хотя сам он никогда социалистом не был, чувствительность к социальным проблемам присутствует в его учении во вполне отчетливой форме. Однако эта чувствительность сосуществует у него с принципиальной концепцией, видящей в любой классовой организации — особенно в организации рабочего класса — частичные рамки, опасные для единства и сплоченности нации. Это сопротивление классовым рабочим организациям и социалистическому движению обострилось, понятно, оттого, что основными противниками Жаботинского в сионистском движении были рабочие партии, укрепившие в те годы свое руководство еврейской экономикой и обществом в подмандатной Палестине благодаря своей поселенческой и кооперативно-промышленной деятельности. В результате и стиль борьбы Жаботинского обострялся порою до того, что в сборник его статей «О вопросах труда», появившийся в 1933 году, включены статьи под названиями «Красная свастика», «Да, сокрушить!» и т. п.

Однако стоит пройти мимо этих риторических ноток, вызванных обострением политической борьбы, в которой и другая сторона, в конце концов, не оставалась в долгу. Что важно — это принципиальный подход Жаботинского к этим проблемам, так как мы рассматриваем не только тактические и полемические позиции, но и четко сформированное мировоззрение, проистекающее из основных положений европейского интегрального национализма.

По мнению Жаботинского, выраженному в статье под названием «Класс», любая концепция, отводящая рабочему классу центральное место, реакционна в своей основе, так как задевает, как было сказано, первичность национального единства. С этой точки зрения Жаботинский не делает различия между коммунистами и социалистами, сталинистами и социал-демократами и требует от национального движения беспощадной борьбы как с теми, так и с другими:

«Я не верю в разницу между коммунизмом и прочими видами социализма, основанными на классовых взглядах… Разница, заметная между этими двумя лагерями, целиком заключается в темпераменте: эти торопятся более, а те более медленны — «разница», не стоящая и капли чернил, потребных на ее описание».