И вот однажды она нарисовала картину. Но никто не мог понять, что было на картине нарисовано.
Прибежала Мышка-Малышка, посмотрела на картинку, понюхала раму и сказала:
– Нет, я не знаю, что на картине нарисовано. Может быть, сыр, пи-пи-пи! А может быть – свечка, пю-пю-пю!
Пришел петух Ерофей. Встал на цыпочки, посмотрел на картину и сказал:
– Нет, я не знаю, что на картине нарисовано. Может быть, это пшенная каша, ку-ка-ре-ку! А может быть – это деревянное корыто, ре-ку-ка-ре!
Пришла Уточка-Анюточка. Посмотрела на картину с одного бока и сказала:
А потом посмотрела на картину с другого бока и сказала:
Прибежала обезьяна Марья Тимофеевна, почесала бок, посмотрела на картину и сказала:
– Эй! – крикнули обезьяне, – говори понятнее!
А она опять:
– А ну тебя! – крикнули обезьяне. – Непонятно ты говоришь!
А обезьяна почесала ногой затылок и убежала.
Наконец, пришел знаменитый художник Иван Иваныч Пнёв. Он долго ерошил волосы и смотрел на картину и наконец сказал:
– Нет, никто не знает, что нарисовано на картине, и я не знаю.
Тут вышла умная собака Бубубу, взглянула на свою картину и закричала:
– Ах-ах! Ав-ав! Да ведь картина-то повернута к вам не той стороной. Ведь вы смотрите на заднюю сторону картины. Вот смотрите!
И с этими словами собака Бубубу повернула картину.
Картина была такая замечательная, что мы решили напечатать ее в 1-м номере журнала «Чиж» 1936 года.
Д. Хармс
1935
Храбрый ёж*
Стоял на дворе ящик.
Подошли звери к ящику, стали его осматривать, обнюхивать и облизывать.
А ящик-то вдруг раз, два, три – и открылся.
А из ящика-то раз, два, три – змея выскочила.
Испугались звери и разбежались.
Один ёж не испугался, кинулся на змею и раз, два, три – загрыз ее. А потом сел на ящик и закричал: «Кукареку!»
Нет, не так! Еж закричал: «ав-ав-ав!»
Нет, и не так! Еж закричал: «мяу-мяу-мяу!»
Нет, опять не так! Я и сам не знаю как.
Кто знает, как ежи кричат?
1935
«В прошлом году я был на ёлке…»*
В прошлом году я был на ёлке у своих приятелей и подруг. Было очень весело.
На ёлке у Яшки – играл в пятнашки, на ёлке у Шурки – играл в жмурки, на ёлке у Нинки – смотрел картинки, на ёлке у Володи – плясал в хороводе, на ёлке у Лизаветы – ел шоколадные конфеты, на ёлке у Павлуши – ел яблоки и груши.
А в этом году пойду на ёлку в школу – там будет ещё веселее.
Ваня Мохов
<1935?>
Ломка костей*
Был у меня приятель. Звали его Василий Петрович Иванов. В 10 лет он был уже ростом со шкаф, а к 15 годам он и в ширину так раздался, что стал на шкаф походить.
Мы с ним вместе в одной школе учились. В школе его так и звали «шкафом». Очень он был огромный.
И сила была в нем страшная. Мы на него всем классом нападали, а он нас, как щенят, раскидает в разные стороны, а сам стоит посередине и смеется.
Вышел однажды такой случай. Устроили мы в школе вечерний спектакль. И вот, во время самого спектакля, понадобилось зачем-то на сцену поставить кафедру. Кафедру надо было принести из класса, кафедра тяжелая, ну, конечно, обратились к Васе за помощью.
А надо сказать, что во всех классах лампочки были вывернуты, чтобы освещать зал и сцену. А потому в классах было темно.
Вася кинулся за кафедрой в класс, да в темноте вместо кафедры ухватился за печь, выломал ее из стены и выворотил в коридор. Потом пришлось этот класс ремонтировать и новую печь ставить. Вот какой сильный был мой приятель Вася Иванов.
Окончить школу Васе не удалось. К учению он был мало способен и сколько ни учился, так и не мог запомнить, сколько будет семью шесть. Память у него была плохая и сообразительность медленная.
Я из IV класса в V перешел, а Вася на второй год в IV остался. А потом и вовсе из школы ушел и уехал с родителями в Японию.
Вот в Японии-то с ним и произошел случай, о котором я хочу рассказать.
Приехал Вася с родителями в Японию. Родители решили Васю на какую-нибудь службу пристроить. Но служба не подыскивается. Разве если только грузчиком. Да уж очень это невыгодно.
Вот кто-то и сказал Васиным родителям: «Да вы, говорит, пристройте вашего сына борцом. Вон он какой у вас сильный. А японцы борьбу любят. Только они в этом деле большие мастера. Так что пусть ваш сын в их школе борцов поучится. И есть тут такая школа, где учитель японец, господин Курано, по-русски хорошо говорит. Так что вашему сыну там как раз удобно будет. Окончит школу и знаменитым борцом станет».
Обрадовались Васины родители.
– Где же, – говорят, – эта школа помещается?
– Там-то и там, – говорят им, – на такой-то японской улице.
Вот привели Васю родители в японскую школу борьбы. Вышел к ним старичок японец, маленький, желтенький, весь сморщенный, на сморчка похож, посмотрел на них и по-русски спрашивает: