Проходимцы, дублёры и бежевый топлес в кино. Часть 1

А где-то вдалеке одинокий шарик, оброненный одним из наших киношных прыгал прохожим под ноги. Прыгал и прыгал, пока один злой мужик не наступил на него и не лопнул. А мог бы ребёнку отдать. Или оставить блуждать по свету. Как ту самую московскую рыбу, которой раньше никогда и не было.

8

Накануне нового года у метро огромный бутерброд раздавал листовки. Один пьяница то ли узнал его, то ли просто из великой любви к бутербродам вцепился в костюм аниматора и пытался бросить его через плечо.

Аниматор сопротивлялся, как мог, но костюм мешал вести равноценную борьбу.

А люди бежали, кто куда, и делали вид, что проблемы аниматора их не касаются. А меня касаются.

Поэтому я сказал пьянице:

– Отпусти его – он на работе.

Пьяница обернулся ко мне с шальным удивлением и спросил:

– Вы его знаете?

– Руки убери от него, – ответил я.

В моей голове возникла мысль помочь пьянице убрать руки, но что-то подсказывало мне, что дотрагиваться до чёрного от грязи пьяницы не стоит. У аниматора хотя бы огромные ненастоящие ладони. Хотя и такими ладонями я не хотел бы трогать пьяницу.

– Вы отвечаете за него?

– Человек на работе, говорю. Убери руки.

Пьяница пригляделся к моим широким плечам и ослабил хватку.

– Вы несёте за него ответственность?

– По понятиям будешь меня разводить?

Я снял шапку, и пьяница понял, почему меня берут играть оперов и бандитов. Он отпустил аниматора, сделал шаг в сторону и сказал:

– Мы ещё встретимся с тобой, колбаса. Будешь знать, как травить честных людей. Три дня на горшке!

Аниматор проводил пьяницу грустным взглядом, поблагодарил меня и продолжил раздавать листовки.

А в десять часов, естественно, вечера тридцать первого числа позвонили в дверь соседи.

Стоят, нарядные, в платьях с бусами, в пиджаках фиолетовых и некоторые, кто совсем сосед из двери направо и по имени Геннадий, в халате.

– Ты же артист? – спрашивает Геннадий. – А нам как раз нужен артист на ёлку. Для детей – не для себя. Не обессудь.

– Дед Мороз?

– Не совсем, – сказал Геннадий.

– Змей Горыныч?

– Совсем не.

– А кто? Баба Яга?

– Ты что? Какая Баба Яга. Дети не знают героев таких.

– Человек-паук?

– Состарился.

– Человек-паук-пенсионер?

– Не в этом смысле. Морально устарел.

– Кто тогда? Человек-ёж? Человек-стакан? Человек-напильник?

– Константин, – сказал Геннадий. – Не обессудь, но ты не соображаешь в современных детях. Они не такие, как мы, и тем более Пётр Иваныч.

Геннадий показал куда-то за людей в фиолетовых пиджаках. Я, как ни приглядывался, никого не увидел, пока, расталкивая пиджаки из-за них не появился мужичок ростом с огнетушитель, с лысой макушкой в окружёнии седых прядей, в огромном дутом пуховике, брюках со стрелками и в рабочих сапогах.

– Подтверждаю, – сказал Пётр Иванович. – Мы категорически были другими. Мы книги читали, старушек через дорогу переводили, а я вообще такие вещи паял вот этими руками.

Пётр Иванович потряс огромными кулаками.

– Вы знаете, – сказал я, – новый год скоро. Пойду салаты резать и готовиться к обжорству и новогоднему поздравлению. Звёзды всякие петь скоро будут, а я тут с вами о современных детях говорю.

– Тысячу, – сказал Геннадий. – Налом.

– Каждому! – Пётр Иванович поднял многозначительный палец.

Геннадий кинул на него недовольный взгляд и продолжил:

– Успеешь, Константин, на Киркорова посмотреть. Он ещё десять дней по всем каналам петь будет.

– Не будет, – отвечаю. – Он переругался со всеми. В этом году нигде не будет Киркорова.

– Откуда знаешь? – Пётр Иванович быстро шагнул ко мне и дохнул на меня крепкими сигаретами с луком.

– На "Праздничном огоньке" сказали. Я зрителя на нём играть ходил.

– Не обессудь, дети других героев любят сегодня, –сказал Геннадий.

– И что за роль? – спросил я.

Геннадий набрал воздуха в грудь, посмотрел на мужчин в фиолетовых пиджаках и женщин в платьях с бусами, многозначительно кивнул им и сказал:

– Он самый! – выдержал паузу. – Аниматор!

Я сразу закрыл дверь, но Геннадий успел подставить ногу и в тонкую щель между подъездом и квартирой проскользнула весёлая голова Петра Ивановича. Она дохнула на меня сигаретами и успела подмигнуть, пока Геннадий тянул с натугой дверь на себя.

– Не обессудь, Константин. Где мы в новогоднюю ночь артиста искать будем? Две тысячи. А?

– Каждому, – добавила голова Петра Ивановича.

– Каждому, – согласился Геннадий. – За пятнадцать минут. Родители, – Геннадий показал на платья с фиолетовыми пиджаками, – ёлку поставили. Они вам подарки дадут, а вы споёте песенку, станцуете и отдадите подарки.

– Я танцевать не умею.

– Ты? Артист? – удивился Пётр Иванович.

– И петь что им буду? За текст, кстати, доплата всегда.

– "В лесу родилась ёлочка" споёте и по кругу с детьми попрыгаете. Не обессудь.

– С кем попрыгаем?

– С детьми.

– А ещё с кем?

– С их родителями, – Геннадий показал на пиджаки с платьями. Они сразу ногами зашёркали, галстуки поправлять стали и бусы, как будто скромность выражая, теребить. Это, пока трезвые, они такие скромные, а, когда выпьют – что? Пиджаки снимут? Угрожать колбасе начнут?

– А ещё? Я с кем прыгать буду?

– С Петром Иванычем.