Проклятие Деш-Тира

Действительно, интерес к полевым цветам был просто уловкой, помогающей скрыть интерес к тайнам леса. Девочки мешали Повелителю Теней погрузиться в транс, и он отправил их вперед. Звук топора и стон гибнущих деревьев ударили ему прямо в душу. Какая-то часть принца оказалась застигнутой врасплох, потому что это она была корой, листьями и весенним соком, движение которого жестоко и преждевременно остановил топор. Удар этот сразу же отозвался на магических способностях Аритона. Спотыкаясь, он отчаянно стремился высвободить свое сознание.

Чувства опередили в Халироне разум. Он рванулся к принцу и подхватил того под локоть.

Аритон на мгновение оцепенел. Потом вскинул голову, обернулся, и в зеленых глазах принца менестрель прочитал затаенный гнев. Но Халирон умел видеть глубже и разглядел нечто напоминающее зависть, а еще глубже — обиду. Он понял: негодование Аритона целиком и полностью обращено на него.

Изумленный Халирон разжал пальцы, будто знал, что Аритон инстинктивно отпрянет назад. Но за эти мгновения с помощью чувствительных пальцев менестрель сделал важное открытие. Рука принца оказалась сильной и жилистой, совсем непохожей на руку изнеженного щеголя, которого пытался изображать Аритон.

Принц поспешно отвернулся, пряча лицо. Халирон дорого бы дал, только бы понять, что скрывал этот человек. Между ними лежало молчание, полное тайн. Потом, словно ноша вдруг стала невыносимой, Аритон резко сел. Он стал выковыривать камешек, застрявший между заскорузлыми корнями, как будто это был самоцвет, скрытый под седым покровом мха.

— Прошу меня простить, — торопливо произнес он. — Я думал, что я здесь один.

Халирон сощурил темно-золотистые глаза.

— Вы ведь ставили магическую защиту не только из-за мальчишеских свистулек, — высказал интуитивную догадку менестрель.

— Пусть так, тебя это не касается.

Пальцы Аритона теребили сухую траву, покореженную зимними снегами и чем-то напоминающую кости мертвых птиц. Ему удалось восстановить самообладание, и он больше не вздрагивал от ударов топора. Только земля продолжала сотрясаться и глухо звенеть, когда очередной ствол падал вниз.

Помолчав, менестрель сказал:

— Если вы хотите, чтобы деширские кланы отреклись от вас, покиньте их.

Он ударил по больному месту. В улыбке Аритона, на первый взгляд веселой, почувствовалась боль.

— Лучше ты меня покинь. В твоих советах не больше пользы, чем в гвоздях, просыпавшихся на дорогу из дырявого мешка.

Халирона было не так-то просто вывести из себя. Он немало повидал на своем веку разного люда: от завистливых, вспыльчивых юнцов до напыщенных, выживающих из ума стариков. Но жизнь научила его ко всем относиться с терпимостью, учитывая особенности их натуры. Не раз Халирону приходилось распутывать клубки недопонимания. Заинтригованный скрытностью Аритона, он ничем не выдал любопытства.

Принц встал, намереваясь уйти и вернуться на тропу. Но выбраться отсюда было не так-то просто; путь преграждали густые и колючие кустарники. Халирон догнал принца, загородив собой проход. Обходного пути не было: слева стояла стена кустарников, справа громоздилась скала.

Как ни пытался тейр-Фаленит разыгрывать из себя капризного и избалованного принца, он не осмелился отпихнуть старика, загородившего ему путь.

Халирон вырос в Шанде и, когда волновался, вспоминал говор своего детства и начинал растягивать слова.

— Хотел бы я знать: почему, когда ты меня увидел впервые, стал обороняться, словно от меня исходила какая-то угроза?

— Потому что... — начал Аритон и незаметно для себя перешел на паравианский язык: — Кель эан и мардэн эт дафтоль на соарен.

В переводе это означало: «Потому что ты враг, которого я никак не ожидал встретить».

Его произношение было безупречным. На сей раз Аритон и не думал маскировать свою жесткость. Халирон молча отодвинулся, словно его действительно оттолкнули.

Широко раскрыв глаза, непревзойденный менестрель смотрел, как наследный принц Ратанский, потомок мученически погибших верховных королей, быстрыми шагами удалялся прочь. Нет, Аритон вовсе не злился. Он хотел, отчаянно хотел навязать Халирону подобное впечатление. Однако чуткое музыкальное ухо менестреля уловило в его голосе нотки глубокого страдания.

Погрузившись в раздумья, Халирон продолжил путь вместе со всеми. Он терзался чувством вины, ведь он не имел права вторгаться в ревностно охраняемый внутренний мир тейр-Фаленита. Кроме того, Халирон завидовал дочерям Стейвена, ведь, кроме них, Аритон больше ни с кем не был так честен.

Кланы Дешира готовились к войне. По берегам Талькворина звенели топоры, и деревья падали одно за другим. Поваленные стволы на наспех сколоченных волокушах тащили вверх по каменистым склонам. Бойцы Стейвена напали на караван и увели всех лошадей. Лязг упряжи и скрип оглоблей перемежались криками погонщиков. Но лошадей все равно не хватало, и потому даже пони Халирона запрягли в работу, заставив возить охапки срубленного кустарника.