За время проведенное Дарком в зале для молодняка с сотней таких же малышей и подростков, образ матери потихоньку выветрился из его памяти, оставив лишь смутные, размытые очертания. Когда ему было особенно плохо и он пытался вспомнить мать, дабы найти утешение в ее мысленном образе, это ему не всегда удавалось. И тогда ему становилось так больно и обидно, что хотелось дать волю чувствам, и не взирая на запреты завыть во весь голос, жалуясь миру на несчастную судьбу. Но всякий раз Дарк сдерживал свои чувства. Завыть, или заскулить от боли, значило показать слабость, что не приветствовалось в их мире. За подобное проявление слабости следовала неминуемая трепка от стариков-гноллов присматривающих за молодежью, обучающих их уму разуму. Да и сверстники, не говоря уже о тех, кто постарше, начнуть постоянно задирать и третировать слабака, устраивать трепку ни за что, ни про что.
Своего отца Дарк не видел никогда, хотя знал, что таких, как он, в племени самцов совсем немного. И что вождь племени такой же черный, как и он сам, что косвенным образом указывало на то, что по рождению Дарк королевской крови. Хотя королей у гноллов никогда не было. Слишком злобны и воинственны гноллы, чтобы повиноваться кому-нибудь, кроме самого сильного и свирепого. Знал Дарк и о том, что ни один вождь, каким бы непобедимым он не был, не правил племенем слишком долго. Несколько скоротечных лет это все, на что мог рассчитывать очередной гнолльский правитель. А затем его ждет смерть на охоте, или в бою, либо в поединке за власть с очередным претендентом на трон. Звание вождя возлагало на его обладателя не только права, но и обязанности, в том числе всегда и во всем быть первым, вести за собой остальных, на охоте и в бою. А когда вождь уже не может быть первым, всегда находится смельчак бросающий вызов стареющему правителю. Иногда вождю удается одолеть претендента, и тогда он еще на некоторое время отсрочивает свою кончину, но чаще верх берет его оппонент. И тогда у племени появляется новый правитель, начинающий тут же устанавливать свои порядки. Удел проигравшего стать изгоем, либо оказаться в Колодце Забвения, если победитель не окажется столь милостив, чтобы сохранить ему жизнь.
Сегодня племенем правил черный гнолл, завтра на смену ему мог прийти рыжий, или коричневый в пятнах. По большому счету в жизни племени это ровным счетом ничего не меняло. Ценности племени оставались незыблемыми во все времена, и при любом правителе. Самое главное, что всегда ценилось в их мире, это сила, умение постоять за себя, и за племя.
Маленького щенка мать назвала Дарком за его невероятно черный мех, редкое украшение в племени гноллов, похвастаться которых могли немногие. Мать не раз говорила, что когда Дарк вырастет, у него не будет отбоя от женщин желающих подарить ему свою любовь. Да и Дарком он стал не сразу, и первое имя, которое ему нашептала на ушко мама, это большое, сильное и теплое, любимое им больше всего на свете существо, было Черныш. Мать ласково трепала его за ухо и называла Чернышом всего лишь год, который был ему отведен обычаями для детства. Пока щенки были совсем еще беспомощны и сосали материнскую грудь.
У Дарка были брат и сестра, родившиеся вместе с ним с опозданием всего в несколько минут. Он был в выводке старшим, чувствовал это, и вел себя как самый главный. И, чтобы добраться до такого жирного и вкусного материнского молока, он пускал в ход руки и ноги, отпихивая брата и сестру, чтобы первым добраться до вожделенного молока, и занять лучшее место. Когда они были совсем еще крохами, это получалось у него легко и просто, почти естественно. Но когда брат с сестрой немного подросли и стали соображать что к чему, они воспротивились его главенству, и всячески старались ему помешать объединяя против него свои усилия. И тогда ему приходилось изрядно попотеть, чтобы добиться своего. И все равно он был первым. Против единения брата и сестры он пускал в ход свое главное оружие, из-за которого брат с сестрой стали звать его Дарк Коготь.
Коготь у него был отменный уже тогда, в детстве, размерами не уступающий когтю взрослого воина. В случае необходимости молодой гнолл без раздумий пускал его в ход, если это требовалось для достижения поставленной им цели. И не важно, что это за цель, кость с остатками мяса в отстойнике для молодняка, или материнская грудь.
С матерью они пробыли не зная забот, впитывая вместе с ее молоком и сакральную память предков до тех пор, пока у них не начали резаться зубы. И хотя они инстинктивно старались не пускать их в ход, сделать это удавалось далеко не всегда. Вскоре матери надоели их постоянные болезненные покусывания, и однажды терпение ее лопнуло. Надовав отпрыскам тумаков, мать отвела визжащих от страха малышей в помещение для молодняка и навсегда покинула их, вернувшись в зал воинов, чтобы продолжить прерванную ей на целый год полноценную жизнь.