Проклятие короля

  - Золотой, если сделаешь все правильно... - пробормотала она. И вытащила из кармана вырезанную из моего пояса монету.

  Мда. Девушка оказалась права - стоило старухе увидеть деньги, как ее пальцы мгновенно перестали трястись, а в глазах появилась алчность:

  - Как скажете, ваша милость! Мне нужна горячая вода... лубки... и помощь...

  Я показал взглядом на пастушку и прикрыл глаза...

   ...Без плаща знахарка смотрелась еще тщедушнее - тонюсенькие запястья, сухие, морщинистые кисти, узкие плечи и таз. Да, ощущения болезненности в ней не было, и быть не могло, но, по моим ощущениям, Темный Жнец уже следовал за ней по пятам.

  Забавно - несмотря на то, что старуха жутко боялась меня и печати Чужой Крови, она металась по кошаре вслед за Марыськой, и, нервно кусая нижнюю губу, пожирала глазами тот самый карман, в который девушка убрала мои деньги.

   Впрочем, стоило ей услышать бульканье закипевшей воды, как она мгновенно забыла про вознаграждение и задумчиво уставилась на меня:

   - Ваша милость! А кольчугу-то придется снимать...

   Я коротко кивнул.

   - Больно будет...

   Я мысленно усмехнулся.

   - Ну... тогда ломайте амулет Бесчувствия. И два других - тоже: я готова... - буркнула она, и, увидев, как в моих пальцах рассыпалась первая основа, рыкнула на Марыську: - Ну, и чего стоишь? Поднимай его милость! Да поаккуратнее, овца!

   ...Боли я не чувствовал. Совсем. Зато слабость, накатившая на меня во время раздевания, оказалась такой сильной, что я сначала чуть не потерял сознание. Увы, заработавшие печати Великой Жизни и Великого Восстановления лишили меня последнего шанса на забытье - к тому моменту, как Ярена взялась за молоток и долото, я чувствовал себя бодрым и полным сил. Поэтому хруст собственных костей слышал просто замечательно. И каждый раз покрывался холодным потом. С ног до головы...

   Мда. Порубили меня знатно - эдак через час после начала экзекуции я вдруг поймал себя на мысли, что в моем теле не может быть такого количества костей. Еще через час я понял, что на моем теле не может быть ни одного живого места. А где-то в полночь понял, ЧТО именно сделала для меня Мэл - если бы не ее печать Чужой Крови, так удачно подвернувшаяся мне под руку во время боя, я бы уже кормил червей у Полуночного тракта...

   - Все! - голос знахарки, и без того не отличавшийся мелодичностью, звучал так, как будто из нее только что вытянули всю оставшуюся жизнь. Поэтому, открыв глаза и посмотрев на бледную, как полотно, старуху, я кивнул Марыське, дождался, пока она отдаст ей монету, и выдохнул:

   - Спасибо...

   Ответного 'пожалуйста' дождаться не удалось - спрятав деньги под одну из десятка нижних юбок, знахарка вскочила на ноги... и потеряла сознание!

   - Действительно стара... - с непонятным раздражением в голосе пробормотала Марыська. И, с трудом подняв сухонькое тело знахарки с грязного земляного пола, отволокла ее к своему ложу. - Надеюсь, до утра оклемается.

   Я вопросительно приподнял одну бровь и уставился на нее.

   - Что? Почему я ее так ненавижу?

   Я кивнул.

   - Потому что... - помрачнела она. И, подхватив с лавки свой плащ, бросилась к входной двери...

   Глава 11. Король Азам Истовый.

   Открыв глаза, его величество Азам Манорр вгляделся в полумрак своей опочивальни, вздохнул, осторожно перевернулся на правый бок... и удивленно замер: боли не было! Нигде! Не кололо сердце, не давило в правом подреберье, не жгло в животе. А еще не было изжоги. Не тряслись пальцы. Не мерзли ноги. Шевельнув рукой, король прислушался к своим ощущениям и криво усмехнулся - тело, налитое чужой жизнью, требовало движения.

   Кинув взгляд в окно, за которым занимался рассвет, монарх потянулся к шнуру вызова слуг, висящий у изголовья... и остановил руку на полпути: лицезреть угодливую улыбку постельничего и полутора десятков придворных, пользующихся привилегией присутствовать во время его одевания, не было никакого желания.

   'Я еще сплю...' - подумал он. И, перевернувшись на спину, подложил под голову еще одну подушку.

   Тело двигалась так легко и послушно, что король, устроившись поудобнее, поднял над собой руку, несколько раз сжал пальцы в кулак. И... расстроено уставился на свое предплечье - за последние несколько лет оно похудело как минимум вдвое, и ничем не напоминало мечевую руку воина.

   'Мда... Король называется...' - угрюмо подумал Азам, и, повернув голову вправо, мрачно посмотрел на фамильный меч, лежащий на резной подставке из железного дерева: с момента, когда Проклятие Манорров вошло в полную силу, он к нему даже не подходил.

   Немного полюбовавшись на хищный, вечно жаждущий крови клинок фламберга, король перевел взгляд чуть повыше. И уставился на портрет своего деда...

   В предрассветном полумраке Астар Гневный казался более мрачным, чем обычно: опираясь на свой неподъемный посох, он смотрел на внука сверху вниз и презрительно кривил губы. Словно готовясь задать свой любимый вопрос 'Не надоело тебе себя жалеть?'

   - Я себя не жалею... - вполголоса пробормотал монарх, с трудом оторвал взгляд от алой мантии последнего одаренного в роду, решительно встал со своего ложа и подошел к окну. Полюбоваться на рассвет...