«И как человеку быть правым пред Богом и как быть чистым, рожденному женщиной?», сказано в книге Иова. Случайно ли Поджогин выбрал себе имя библейского страдальца? Назвать жизнь Шигоны праведной вряд ли у кого повернется язык. Скорее, она была сплошным вызовом Богу. Про таких, как он спрашивала Пресвятая Богородица: «А кто те, что с головой ввержены в огонь?» И отвечал ей архистратиг Михаил: «Это те, госпожа, которые, крест честной держа, ложно клялись силами честного креста, а даже ангелы при взгляде на него трепещут и со страхом поклоняются ему. Эти же люди, держа крест, клянутся на нем, не зная, какая мука их ожидает, потому-то так и мучаются».
Был ли так истинно праведен сам Иов? Не была ли праведность его внешней? Не усомнился ли он в Боге, испытав обрушившиеся на него страдания? Не предал ли он Его? Не были ли его мучения, схожи с теми, о которых спрашивала Архангела Михаила Богородица? Ведь смысл страдания открывается только самому страдающему. Лишь узрев Фаворский свет , Иов ощутил Божью Любовь и Сострадание, суть которого есть луч, идущий от одного сердца к другому.
Не пред смертью принимал Поджогин постриг, как часто поступали в то время в преддверии скорой кончины, как принял схиму умирая князь Василий Иоаннович. Осознанно. Одиночество покаянной молитвы, аскез, раздумья и внутренние боренья, по накалу страстей значительно страшнее мирской жизни, ибо они открывают истинный смысл собственных дел и помыслов, отсюда лишь два пути – к прозрению и душевному просветлению или к безумию самоубийства.
7 сентября 1538 года Шарап Замыцкий сошел на шведский берег. Боярин Михаил Юрьевич Захарьин скончался в 1539 г.
Глава 9. Воскресшая из мертвых.
За окном бушевал май 1538 года. Как всегда неожиданная и долгожданная весна взорвалась всеми красками мира, растолкала спящую природу, которая откликнулась вмиг распустившимися почками на глазах у всех тут же превратившимися в листья и цветы, заодно пропитывая воздух тягучим ароматом. Казалось еще немного и зацветет даже высокий бревенчатый частокол, ограждавший Немецкий двор от непрошенных гостей. Природа возбуждала и поощряла человека к действиям, к безумствам, к любви, а Веттерман грустил. Пришло письмо от Андерса, где сын с восторгом описывал свои успехи и отдельные мелкие неудачи, да-да, и неудачи воспринимались юностью со свойственной только ей способностью не унывать, рассказывал о самом университете, давал лаконичные, но яркие и исчерпывающие характеристики преподавателей, подмечал их слабые и сильные стороны. Письмо излучало энергию, било ключом, дышало любовью к отцу и страстью к познанию. Веттерман радовался и грустил одновременно. Пастор вспомнил, как сразу после Нового года его неожиданно вызвали к управляющему Немецким двором. Однако встретил его не Гундерман, а посланники шведского короля.
- Переговоры с московитами завершены, и наш долг поскорей вернуться и доложить об этом королю. – С пастором разговаривал один из членов шведского посольства Бьерн Классон, полный мужчина, лет пятидесяти, с одутловатым усталым лицом - переговоры были явно тяжелыми. – Мы получили свежую почту из Стокгольма. Магистр Петерссон пишет о том, что мы взяли вашего сына с собой, так как ему предстоит учиться в университете. Подготовьте его, мы отправимся в путь на днях.
- Как? Уже? – Это известие ошеломило своей неожиданностью Иоганна. Ведь в предыдущем письме королевского советника Олауса Петри, полученном буквально несколько дней назад, ему показалось, что речь шла о весне. - К чему такая спешка?
- Магистр полагает, что не стоит откладывать в долгий ящик, поскольку вопрос решенный. Да и нам засиживаться в этой дикой Московии резона нет. Сыты по горло!
- Но зима? Море?
- Мы отправляемся сухим путем через Финляндию. Рассчитываем через месяц быть в Стокгольме. Ведь нас ждет сам король. Наместник князь Борис Горботофф или Горбатый, язык сломаешь с этими русскими именами, обещал нас не задерживать и быстро составить все бумаги для обоюдной подписи.
- Откуда у московитов хорошие переводчики? – Отозвался из глубины комнаты долговязый рыцарь Кнут Андерссон – глава посольства. Он дремал в кресле, стоявшем перед камином, и встрепенулся лишь при упоминании имени новгородского наместника.
- Они есть у архиепископа. – Машинально ответил на вопрос пастор. Мысленно он уже представлял себе сцену расставания с сыном и наполнялся черной пустотой безысходности происходящего.
- У архиепископа? – Удивился рыцарь. – Вот уж не подумал бы никогда, что эти еретики имеют познания в других языках, кроме собственного.
- Не хуже наших. Еще четыреста лет назад мы были одной Божьей Церковью. – Веттерман отвечал, даже не поворачивая головы в сторону вопрошавшего.
- Четыреста лет назад они и вовсе были язычниками, впрочем, и ныне не далеко ушли от них. – Желчно заметил Андерссон.
- Они утверждают, что приняли христианство одновременно с Римом… - Пожал плечами Веттерман.