Через час после захода солнца кавалькада въехала в ворота Тариуна, столицы Баосии, резиденции провинкара. Любопытные горожане высыпали на улицы, шли параллельно процессии, забирались на балконы и балюстрады домов, чтобы с высоты обозревать всю картину. Женщины бросали сверху букетики цветов, которые Бергон и его спутники ловко подхватывали на лету, возвращая в качестве ответа воздушные поцелуи. После прохода колонны в воздухе еще долго шелестело восторженное перешептывание, особенно на балконах. Недалеко от центра города Бергон и его друзья, сопровождаемые Палли, отделились от общей процессии и направились ко дворцу богатого и знатного марча ди Хуэста, бывшего одним из самых влиятельных сторонников провинкара и одновременно его шурином. Гвардейцы перенесли носилки с Кэсерилом в новый дворец самого провинкара, который был воздвигнут недалеко от старой крепости, изрядно покосившейся и утратившей былой грозный вид.
Крепко держа в руках седельные сумки, в которых было надежно спрятано будущее двух королевств, Кэсерил вслед за комендантом баосийского замка прошел в тепло нагретую спальню. В свете многочисленных восковых свечей Кэсерил увидел слуг-мужчин, стоящих подле ванны, наполненной горячей водой, с полотенцами, мылом, ножницами и фиалами, в которых всеми цветами радуги сияли ароматные духи. Еще один слуга держал поднос с белым сыром, фруктовыми пирожными и горячим травяным чаем. Некто взял на себя заботу о гардеробе Кэсерила, и на постели он увидел разложенные одежды придворного – от свежего нижнего белья до парчи и бархата верхней одежды. Все венчал инкрустированный серебром и аметистами пояс. Всего двадцать минут потребовалось Кэсерилу, чтобы из дорожного бродяги превратиться в щегольски одетого придворного лорда.
Из запачканных дорожной грязью седельных сумок он извлек пакет документов, завернутых в шелк, а потом в клеенку, и посмотрел, нет ли на нем пятен грязи или крови. Развернул клеенку и сунул шелковый сверток под мышку. Комендант провел Кэсерила через двор, где рабочие клали последние метры плитки, в соседнее здание. Там, пройдя через анфиладу просторных комнат, Кэсерил оказался в большом, выложенном разноцветной плиткой зале, стены которого были увешаны гобеленами и коврами. Освещался зал высокими, в человеческий рост, канделябрами, каждый из которых в своих изящно выделанных лапах держал по пять свечей. Изелль сидела у дальней стены в компании Бетрис и провинкара. Все они были в траурных нарядах.
Кэсерил вошел, и все подняли ему навстречу глаза – женщины с радостью, а пожилой провинкар – с осторожной сдержанностью. Дядя Изелль был отдаленно похож на свою младшую сестру, королеву Исту, хотя был скорее грузен, чем хрупок. Столь же невысокого роста, с таким же, как у Исты, цветом волос, тронутых сединой. Рядом, чуть позади провинкара стояли его секретарь, толстяк средних лет, и, в пятицветном плаще, архиепископ Тариуна. Кэсерил с надеждой вглядывался в служителя Храма, надеясь увидеть вокруг него золотое сияние, но, к сожалению, ничего не заметил.
Темное облако все еще окутывало Изелль, хотя было оно значительно меньше, чем прежде, и тоньше.
– Добро пожаловать домой, кастиллар! – произнесла Изелль. Тепло ее голоса было подобно ласковому поглаживанию руки, хотя то, что она использовала его титул, а не имя, явилось знаком скрытого предупреждения.
Кэсерил приложился ладонью к сакральным точкам тела и произнес:
– С благословения пяти Богов, все прошло удачно, принцесса!
– Договор с вами? – спросил провинкар, глядя на пакет, который Кэсерил держал по-прежнему под мышкой. Он протянул руку и произнес: – Нам пришлось изрядно поволноваться по поводу этих документов.
Кэсерил улыбнулся и, пройдя мимо него, опустился перед Изелль на одно колено, постаравшись не застонать от боли и не показать, насколько он неуклюж. Прикоснувшись губами к ее протянутым рукам, он вложил в них привезенные бумаги и произнес:
– Все исполнено, как вы приказали.
Ее глаза просияли.
– Благодарю вас, Кэсерил, – сказала она и, посмотрев на секретаря своего дяди, попросила: – Принесите кресло для моего посланника. Он ехал долго, преодолел множество препятствий и совсем не отдыхал.
И принялась разворачивать шелк.
Секретарь принес кресло с набитыми шерстью подушками. Кэсерил несколько натянуто улыбнулся, поблагодарил и начал обдумывать, как бы ему подняться, не выказав неловкости. Но неловкость все же случилась – Бетрис, склонившись к нему, взяла его за локоть; архиепископ сделал то же самое, но с другой стороны, и вдвоем они помогли Кэсерилу встать и сесть в кресло. Черные глаза Бетрис бегло пробежались по его фигуре, задержавшись на долю секунды на средней части, несколько увеличенной из-за опухоли, но его обеспокоенный взгляд она встретила ободряющей улыбкой.