Прокляты и убиты

Попцов перестал мычать, вдруг тонко вскрикнул: «А-ай», – сделал короткий выдох и отвернулся ото всех, зарывшись в песок со снегом.

Шпатор. Готов…

Попцов недвижно лежал на перемешанной серой каше, меж обмоток светились голые, в кость иссохшие ноги. Зубы, наполовину сгнившие, обнажились. Из-под шлема серенькой пленкой начали выползать вши. Рота молча обступила мертвого товарища.

Мусиков. Это он убил! Он! Он, подлюга!

Молчаливая рота, вскинув винтовки и деревянные макеты, начала сдвигаться.

Шпатор. Ребята! Ребятушки! Нельзя, братцы! Погубите! Себя погубите!

Но рота продолжала свое страшное движение. Пробудившиеся в этих людях сила и неистовство, о которых даже сами они не подозревали, уже не были подвластны никому.

Рындин. Ссс-споди Сусе… Спаси и помилуй… Ребятушки… Братики! Смертоубийство… Смерто… Товарищ лейтена-а-ант! Ляксей Донатови-и-и-ич!

Щусь терпеть не мог Мусенка и ушел от греха подальше на плац, но что-то его обеспокоило, он еще до вопля Коли Рындина почуял неладное и помчался к роте.

Щусь. Отставить! Стой! Кому сказал, стой!

Ворвавшись в круг, Щусь повис на винтовках.

Щусь. Сто-ой! Стой! Ребята, вы что?!

И вдруг рванул шинель на груди.

Щусь.

Колите! Колите, вашу мать! Н-н-ну-у!

Крик лейтенанта достиг людей. Один по одному бойцы затормозили тупое движение на цель, роняли винтовки, макеты.

Рындин. Сс-споди, Мати Пресвятая Богородица! Милосердная…

Щусь. Мусиков, Рындин, Васконян – ко мне! Отнесите своего товарища в санчасть. Старшина! Веди роту в расположение.