Прокляты и убиты

Талгат. Зашим дырошса, нашальник Хана? Советским армиям так нельзя.

Старшина толкнул и Лешку. Шестаков схватил черпак из бочки да и огрел Шпатора по башке. Все бы ничего, да черпак был с заусенцами и сильно расцарапал щеку старшине.

Талгат. Ой-бай! Ой-бай! Хана, сапсым хана! Мы виноваты, сапсым спали, картошкам чистить перестали…

Сергей. Сгноит он тебя, Лешка…

Еремей. В штрафную роту загонит…

Шестаков. Лан, лан, живы будем не помрем.

Шпатор умылся холодной водой, остановил кровь.

Талгат. Не пиши бумашка, нашальник Хана! Не пиши на Лошку. Нас штрафной посылай. Куроп проливат.

Шпатор. Да отвяжись ты от меня! Спать надо меньше в наряде, памаш. Я на дрова упал. В потемках.

Талгат. Прабылно! Прабылно! Свет подсобка сапсым плохой, дрова под ногами. Хароший нашальник Хана, сапсым хароший. Как нам барашка присылают, мы половина тебе отдаем.

Шпатор. Да пошел ты со своим барашком знаешь куда?

Талгат. Знаим. Знаим, харашо знаим, замычательно русский язык обладиваим!

От скудной еды и невыносимых условий превращались хлопчики двадцать четвертого года рождения в доходяг. Зато уж политбеседами их кормили исправно. На политзанятия приехал из Новосибирска сам начальник политотдела майор Мусенок. В свое время он подвел под расстрел половину Челябинского обкома, следом и руководящую верхушку области подчистил. Слух о прошлых великих делах Мусенка старательно поддерживался, его ненавидели, боялись. Это он прекрасно знал, лез в каждую дыру, язык его удержу и устали не ведал.

Мусенок. Наши доблестные войска ведут упорные и кровопролитные бои на всех фронтах. Враг вышел к Волге и здесь, на берегах великой русской реки, он найдет свою могилу гибельную и окончательную.

В этот момент раздался мощный храп Коли Рындина.

Мусенок. Встать! Кто храпел?

Рындин. Я, поди-ко.

Мусенок. Почему спите на политзанятиях?

Рындин. Не знаю. Я завсегда, коли не занят работой, сплю.

Мусенок. Всем сесть. А вам стоять!

Рындин. Ссс-споди Сс-усе…

Мусенок. Бога нет.

Рындин. А что есть-то, товарищ майор?

Мусенок. Материя! Материя первична, сознание вторично. Ясно? А все ваши домыслы о Боге есть кликушество и мракобесие.

Рындин. У меня вот баушка Секлетинья неученая, но никогда не брала чужого, не обманывала никого, всем помогала. Дак вот ей бы комиссаром-то быть. Она одну стихиру часто повторяла. Ее оконники в Сибирь занесли.

Мусенок. Кто?

Рындин. Оконники. Они молились природе. И на одной стихире, баушка Секлетинья сказывала, писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты.

Мусенок. Какая ерунда! Какая отсталость! Как фамилия?

Рындин. Рындин.

Мусенок.

Я взял вас на заметку. С вами будет проведена дополнительная работа. Переходим к обзору мировых событий.

Ашот Васконян был полуеврей-полуармянин. Отец его был главным редактором областной газеты города Калинина, мать завотделом культуры. Ашота возили в школу на машине, по утрам он пил кофе со сливками, иногда капризничал и не хотел есть макароны по-флотски, приготовленные домработницей. В областном театре у Васконянов была отдельная ложа. Воспитывать Ашотика родителям было некогда.

Васконян. Буэнос-Айгес, между пгочим, не в Афгике находится.

Мусенок. А где он находится?

Васконян. Буэнос-Айгес – столица Аггентины. Аггентина всегда находивась в Южной Амегике.

Шестаков. Да молчи ты! Опять воду таскать пошлют. Обольешься, где тебя сушить?

Мусенок. Ага! Столица! Аргентины! Встать! Все слышали? Все слышали?

Булдаков. Чего, товарищ майор?

Мусенок. Все слышали, что Буэнос-Айрес находится не в Африке, а в Южной Америке?

Мусиков. Да нам-то че?