Прометей, или Жизнь Бальзака

Автор задумал "Евгению Гранде" как одну из "Сцен частной жизни"; все в этом произведении должно было располагаться вокруг удивительно бальзаковского образа - папаши Гранде. Книга эта, остающаяся и по причинам эстетическим (простота композиции, единство сюжета), и по причинам нравственным (возвышенная любовь Евгении, преданность Нанеты-громадины) одной из самых прославленных книг Бальзака, была, по мнению автора, всего лишь "милой повестушкой, которую быстро раскупят"; он считал, что она ничтожна по сравнению с "Луи Ламбером". В этом Бальзак ошибался. Все в его прекрасной книге привлекало читателя: всем понятные и правдоподобные деловые начинания папаши Гранде; борьба, завязавшаяся между двумя кланами за руку богатой наследницы; картина внутренней жизни дома, противопоставление мрака и света в нем - суровость Гранде, доброта его жены, великодушие их дочери; но больше всего возбуждал интерес характер самого Гранде, одного из тех новоиспеченных богачей, возвышение которых бросает свет на историю их эпохи.

"Жизнь скупца требует от человека постоянного напряжения сил", говорил Бальзак. Быть может, это объясняет, почему верно изображенные скупцы вызывают такое острое любопытство. Однако Гранде не просто скупец, "это человек, умеющий зарабатывать деньги", человек, для которого денежный вопрос, естественно, гораздо важнее всяких чувств. Старика мало трогает, что его племянник потерял горячо любимого отца, но он жалеет юношу, ибо тот потерял свое состояние. Занимаясь поставками для армии, Гранде дал взятку суровому республиканцу, сумел прибрать к рукам великолепные луга, принадлежавшие прежде монастырю. Подобно Бернару-Франсуа Бальзаку, он слыл "приверженцем новых идей", а на самом деле был привержен только виноградникам. Будучи мэром города Сомюра, Гранде добился выгодной для себя оценки в кадастрах принадлежавшего ему дома и земельных владений. Реставрация открыла новые возможности его алчным устремлениям государственную ренту. Пятипроцентную ренту можно было приобрести в 1814 году за сорок пять франков, а шесть лет спустя продать за сто франков. Гранде "играл на Реставрации", как он прежде "играл на Революции". Этот роман объясняет лучше чем иные специальные труды, каким именно способом возникали громадные состояния представителей новой буржуазии. Из такого же теста, как Гранде, были сделаны во все времена те простолюдины, которые становились миллионерами. Быстрота замысла, быстрота его осуществления, экономия чувств - вот что создавало этих безжалостных гениев наживы.

Действие "Евгении Гранде" развертывается в Сомюре; однако действие романа с таким же успехом могло бы происходить в Туре или Вуврэ. Пытались отыскивать в Сомюре прототипы героев произведения, но Бальзак всего один раз был в этом городе и оставался там лишь несколько часов. "Город послужил для автора только правдивым фоном", - замечает Пьер-Жорж Кастекс. Ряд неточностей свидетельствует о том, что события, описанные в книге, происходят скорее в Туре и его окрестностях. Возможно, что, рисуя Гранде, Бальзак воспользовался некоторыми чертами господина де Савари, тестя Маргонна. Но надо ли повторять, что, если автор знает свое ремесло, он никогда не станет списывать своего героя с какого-нибудь одного лица?

Зюльме Карро образ Гранде казался малоправдоподобным. Во-первых, он слишком богат, утверждала она, никакая бережливость, никакая скупость не могут позволить бочару сколотить такое состояние. Бальзак отвечал ей: "Факты против вас. В Туре живет бакалейщик, у которого сейчас восемь миллионов; господин Энар, некогда торговавший вразнос, владеет двадцатью миллионами... Тем не менее в следующем издании я уменьшу состояние Гранде на шесть миллионов". Лоре, у которой были такие же возражения, он писал: "Но, глупенькая, ведь это правдивая история, зачем же ты хочешь, чтобы я шел против правды?" Зюльма находила также, что Гранде "слишком незауряден", и прибавляла: "В провинции не увидишь ничего незаурядного". Но Бальзак заботился не столько о сходстве, сколько о создании впечатляющего образа. У автора своя точка зрения, у читателя - своя. Писатель уже в который раз стремился показать разрушительную силу навязчивой идеи, приводящей к распаду семьи.