Прометей раскованный

В мае 1944 года по кривым улочкам старинного французского городка Труа шагал худой старик в плаще с пелериной, седой, с длинными торчащими усами и эспаньолкой. Над Сеной метался весенний ветер, расцветающие каштаны осыпались белыми лепестками, пахло сиренью и акацией. Немецкий патруль у вокзала с сомнением посмотрел на старика, но не остановил его.

Это был Поль Ланжевен, третий год томившийся в ссылке.

Из парижского поезда вышел высокий худощавый человек с портфелем. Ланжевен обнял его:

—   Фред, что случилось? Твоя записка взволновала меня... Почему ты приехал?

—   Поговорим дома, учитель.

Ланжевен жил в доме торговца скотом Ферне. Хозяин в своё время бежал на юг Франции, оставив квартиру в пользование Ланжевену. Старый физик с больной женой занимал часть разграбленного немцами особняка. Жолио поздоровался с лежавшей в постели женой Ланжевена, присел к столу. Ланжевен с сочувствием смотрел на ученика. Фреду в Париже было не лучше, чем ему в Труа. Жолио осунулся, посерел, щёки ввалились. Но говорил он с прежней живостью, большие глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками, смотрели разом и ласково, и настороженно.

—   Вам надо бежать в Швейцарию, учитель. Сведения мои точны: вас собираются увезти в концлагерь. Это гибель. Я привёз фальшивые документы, деньги. На границе вас ждут.

Ланжевен печально размышлял, подперев голову ладонью. Да, конечно, концлагерь для человека его возраста — быстрая смерть. Где-то в немецком концлагере томится его дочь Елена. Её мужа, молодого физика Жака Соломона, нацисты расстреляли. Сколько уничтожено чудесных людей, сколько брошено в концлагеря! Стоит ли цепляться за жизнь? Во Франции коммунистов называют «партией расстрелянных». Имеет ли он право искать для себя иной участи, чем участь тысяч мужественных борцов, погибших за свободу? Открыто призвать к борьбе — и заплатить жизнью! Прекрасен удел борца!

—   Вы нужны Франции! — настаивал Жолио.— Я говорю не от своего имени, ваш побег решён французским Сопротивлением.

Больная жена присоединила свои уговоры, Ланжевен сдался. Жолио, быстро заполняя бумаги, спросил, чем занимался Ланжевен в последние месяцы. Ланжевен хмуро усмехнулся в колючие усы:

—   Кое-какие работы по ионизации газов. После войны людям пригодится. А ты по-прежнему — биология?..

—  Да, воздействие радиоактивных веществ на живую клетку.

—   А Халбан, Коварски, Оже, Герон, Перрен?

Жолио, улыбаясь, высоко поднял брови.

— Вероятно, атомная взрывчатка, новые виды энергии... Заканчивают с американцами то, что мы начинали в Париже...

—   Урановая цепная реакция, урановая бомба,— задумчиво повторил Ланжевен.— Если бы Коллеж де Франс не захватили немцы, ты, вероятно, завершил бы те свои работы...

—   Немцам и наша сегодняшняя работа доставляет немало хлопот.

— Ты собираешься возвратиться в Коллеж де Франс? Улыбка сползла с лица Жолио. Он положил руку на стол, сжал её в кулак.

—  Я ухожу в подполье. Борьба скоро перенесётся на улицы.

—  А дети, Фред? Ирен в Париже?

—   Ирен с детьми уже в Швейцарии.— Жолио встал.— Я уезжаю ночным поездом. Счастливого вызволения, учитель!

На другой день в Коллеж де Франс поползли слухи, что Жолио арестован.

Его кабинет весь день стоял запертым, на звонки домой никто не откликался. Гестаповцы произвели обыск в лаборатории. Встревоженные сотрудники шушукались в коридорах. Директор Коллеж де Франс пригласил Савеля, ближайшего сотрудника Жолио, и, опасливо покосившись на телефон, прошептал:

—  Савель, знаете, где ваш шеф?

—   Неужели и вправду арестован? — с волнением спросил Савель.

—  Успел бежать! — радостно шептал директор.— Он скрылся вместе с Ланжевеном в Швейцарии. Его видели в Цюрихе, сведения точные, от самих немцев!

Успокоенный Савель шепнул кое-кому, что Жолио в Швейцарии, те передали дальше — гомонящий институт понемногу успокоился.

Вечером Савель, возвратившись   к   себе   домой, обнаружил спящего на диване Жолио. Савель разделся, поставил на стол еду, бутылку вина, потом разбудил Жолио.

—   Фред, знаете, где вы? — спросил Савель, разливая вино.

—   Не понимаю вопроса. У вас, конечно.

—   Нет, вы в Швейцарии. Вас уже видели в Цюрихе. Мне это по секрету сообщил наш директор. Немецкая разведка со скорбью признала, что вы вне её досягаемости.

Жолио долго хохотал.

—   Принимаемся за дело,— сказал он после ужина.—Если уж я вне досягаемости гестапо, то оккупанты ещё в границе моей досягаемости. Ваша задача — по-прежнему снабжать нас взрывчаткой.

Американские войска и деголлевская дивизия генерала Латтр де Тассиньи вступила в Париж 27 августа 1944 года. Но ещё за неделю до этого в Париже вспыхнуло восстание. В немцев стреляли из окон, с крыш, из канализационных люков. Отступая, гитлеровцы собирались сровнять великий город с землёй, но мужественная борьба парижан сорвала варварский план фашистов.

Президент Национального Фронта Освобождения Фредерик Жолио метал в немецкие танки пластиковые бомбы, изготовленные в его институте.