Пропавшая экспедиция

Но, Электрон Артурович Адамов никогда не забывал, как звучит его настоящее имя. И о том, кем был его отец до того, как он очутился в детдоме. Более того, поделился этой драматической семейной историей с сыном Мишкой, как только решил для себя, что тот достаточно подрос, чтобы ее выслушать. И папу, кто бы сомневался, тоже пробрало на всю катушку, до мозга костей. А разве могло быть как-то иначе? Более того, папочка ухитрился вколотить себе в голову, что именно убиенному на расстрельном полигоне деду Артуру обязан своей страстью к истории, космогонии, мистике, а то и откровенной дьявольщине…

— Он передал мне это в генах по наследству, — бывало, повторял отец, и его усыпанное подростковыми угрями лицо становилось торжественным и, одновременно, задумчивым.

— Да с чего ты взял, будто знаешь, чем там он занимался в ВЧК?!! — восклицала на это бабушка, хватаясь то за голову, то за сердце, а в душе пеняя покойному мужу: Эх, Эленька, Эленька, зачем же ты ему все рассказал, а рассказав, так скоро умер?! Мне его теперь одной растить, а голова у твоего сына — явно набекрень. И что мне с нею прикажешь делать?

Бабушка была умудренная опытом проживания в СССР женщина, и он недвусмысленно говорил ей: Ох, не даром репрессированного в тридцатые годы свекра не реабилитировали в хрущевскую оттепель, когда следователи общесоюзной прокуратуры, в рамках компании по борьбе с Культом личности Иосифа Сталина, перелопатили тонны липовых дел, состряпанных палачами НКВД и МГБ. И за каждым делом, сраной отсыревшей бумажкой, исписанной жалкими каракулями, была чья-то сломанная судьба и оборванная пулями жизнь. Тысячи, сотни тысяч жизней. Казненных и сгинувших в концентрационных лагерях, пачками восстанавливали в партии, возвращая попранную честь, добрые имена и боевые награды. Но, Артура Адамова, на удивление, не коснулся этот процесс, его оставили во врагах народа…

Значит, всплыло что-то такое, отпугнувшее следователей. Нечто, заставившее их отложить дело расстрелянного коллегами чекиста, сунув куда подальше с глаз долой… — думала бабушка. — И, это НЕЧТО очень даже запросто выплывет на свет из влажного, провонявшего прелой бумагой архивного небытия, когда ее единственный сын Миша заполнит подробную анкету с обязательным перечислением предков до третьего колена. Где был ваш дед в сорок первом году? По любому подвернувшемуся поводу, а их при мраксистах хватало с головой, было бы столько же колбасы, Советский Союз бы до сих пор процветал. Скажем, анкету потребуют при поступлении в институт, на институтскую военную кафедру — так точно, — мучилась сомнениями бабушка. — Или, когда сына отправят работать в НИИ, а там, ОБА-НА, понадобится допуск по такой-то форме. И — ТЮ-ТЮ! Анкета, заполненная сыном, уляжется на стол к ответственным товарищам из первого отдела, а номер ему, понятно, присвоили не зря. Товарищи изучат бумажку в лупу или микроскоп, минуточку, скажет один из них, вскинув бровь, а это еще что такое? Чем запустит довольно странный механизм, причудливую советскую вариацию машины времени английского писателя Уэллса. Чекист Артур Адамов зашевелится в своей безымянной могиле, и утянет внука Мишеньку за собой под лед. Не в прямом смысле, естественно, просто все, какие только ни есть двери, захлопнутся перед внуком государственного преступника навсегда, и иди, трудоустраивайся на рынок грузчиком. Если, конечно, возьмут.

Бабушка, конечно, не имела даже отдаленного представления, за что именно казнили свекра полвека назад. Однако, из ее неосведомленности вовсе не следовало, будто первый отдел будет столь же слеп. Вдруг Артур Адамов учинил нечто из ряда вон? Такое, что не пролезет ни в одни ворота! О чем стыдно даже вслух сказать! Скажем, лелеял планы покушения на жизнь Всесоюзного старосты товарища Калинина! Или хотел передать Чукотку Японии! Выдал неприятелю стратегический секрет, марку стали, из какой у нас штампуют саперные лопатки?! Или породу дерева, из которого строгают рукоятки к ним. Да мало ли в чем еще мог провиниться Артур Адамов, чтобы бросить длинную тень на своего не рожденного внука, ибо, как верно говорят у нас, яблоко от яблони — недалеко падает…