— Оно с вами заговорило?!! — профессор из университета Сан-Паулу даже привстал с места.
— Вот именно, сэр…
— КАК ТЫ ПОСМЕЛ САМОВОЛЬНО ПОКИНУТЬ МОИ ЧЕРТОГИ, ЧЕРВЬ?!! — проорало чудище мне прямо в ухо, обдав меня тошнотворным смрадом из пасти.
— Твои чертоги?! — пролепетал я, почти задушенный его шлангами. — О чем ты, черт бы тебя побрал, говоришь?!
— Простите, сеньор, чудовище тоже изъяснялось на русском языке? — позволил себе уточнить профессор из Сан-Паулу.
— Нет, на этот раз язык был английским. То есть, если честно, я не видел, чтобы монстр выговаривал слово за словом и склоняюсь к тому, что между нами установилась телепатическая связь. Но фразы были чисто английскими, более того, я бы, пожалуй, сказал, что узнал по говору выходца из лондонского Сити или, в крайнем случае, Сохо…
— Продолжайте, сеньор, — дрогнувшим голосом попросил профессор из Сан-Паулу. — Это очень интересно…
— Кто ты, черт возьми?! — повторил я, и налитые кровью бычьи глаза с вертикальными зрачками рептилии, застил гнев.
— Ты спрашиваешь, кто я такой, червяк?!! — проревел монстр, сжав меня так крепко, что затрещали ребра. — Ах ты жалкая мокрица! Да я, к твоему сведению — Хранитель Врат и верховное для каждого жильца существо, вот кто я такой! Я тот, кому вы, убогие тараканы, копошащиеся в сырых отсеках в полутьме, поклоняетесь из поколения в поколение! У меня множество имен, которыми вы зовете меня испокон веку с тех самых пор, как Кхерам заложил самый первый этаж.
— Кхерам?!
— Я тот, кто посеял первое семя в первой, сколоченной плотником теплице, и еще тот, кто подарил семени смысл! И плотнику, кстати, заодно, ибо я Илу, выстрогавший самого плотника из никчемной щепки, прибитой к пустынному берегу течением реки жизни!
— Я великий Ваал, которому вы приносили в жертву своих первенцев, даже не успев прописать в квартирах, мечтая лишь о том, чтобы удостоиться моего благосклонного взгляда, наконец, я великий Ашшур, освящавший все потасовки этаж на этаж одним мановением перста.
— Великий Пастырь и Главный Пастух всех и каждого, тот, кто веками смотрел на вас из заложенных кирпичом оконных проемов, оберегая от разных напастей, и от необдуманных действий, кстати, тоже, чтобы ты уразумел, червяк! Нет числа моим ликам, так много их, за исключением одного, звериного числа, потому что я и есть зверь, и зовут меня — Воздушный Делец, ибо я также тот, кто дарует вам воздух, без которого вы бы давно подохли в неописуемых корчах!
Сделав резкий вздох, Делец, как он себя назвал, с шумом выпустил воздух из ноздрей, на этот раз прямо мне в лицо, и меня едва не вывернуло от жуткой вони. Его дыхание, быть может, и было звериным, но совсем не таким, как у настоящих диких зверей, хищников, на которых я, было время, охотился в саванне на границе Судана и Эфиопии. Дыхание твари, скорее, отдавало затхлым сырым подвалом, не проветривавшимся добрую тысячу лет. От него разило плесенью и немного грибами, тухлыми овощами и сырой землей. Живые организмы из плоти и крови так точно не пахнут, подумалось мне, и тут на меня снизошло озарение. Я понял, где уже чувствовал похожую вонь, правда, она была гораздо слабее. Так пахло в узких коридорах и даже под сводами зала, куда меня выкатили на стартовую площадку. Сон то был или явь, но я не заметил там даже признаков окон, в коридорах тускло маячили забранные в стальные намордники лампы, в зале были установлены прожектора. Часть из них освещала стартовую площадку, парочка прожекторов пускала лучи наверх, к искусно нарисованному окну, словно управлялась военными, ждавшими, когда же над крышами города появится неприятельский Цеппелин.
— Твой проступок ужасен, участь, уготованная тебе, будет адекватной, — чуть спокойнее изрек Воздушный делец. — Ты займешь место в ряду других святотатцев, тех, кто до тебя пытался совершить побег. Насладись тем, что ждет тебя, прежде чем я начну наслаждаться твоими стонами.
Тварь слегка развернула меня так, чтобы я смог видеть колонны Храма. К каждой оказались прикованы люди, точнее, то, что осталось от людей после превращения их останков в подобие мумий. Зрелище действительно было не для слабонервных, но я не мог отвернуться, щупальца-шланги крепко фиксировали затылок. Зажмуриваться же показалось мне ниже собственного достоинства, я все же старый служака, а не кисейная барышня…