– Что со мной? – пытаясь приподняться на локте, спросил он.
Ему охотно рассказали, что они вышли с Ириной на крыльцо после ее выступления, проветриться, и он неожиданно свалился в обморок.
– Это точно из-за вина! – категорично заявила соседка, Света Сысоева, мать Нади. – Мы сливово-персиковое вино с травами делаем, оно только так дурманит! Мы-то уж привычные, а вам в голову ударило, – пояснила она Алексею и добродушно засмеялась. Некоторые согласно закивали.
– Вино? – переспросил Алексей.
– Думаю, да! – ответила за всех Ирина. Он высвободился из ее рук и сел, оглядываясь по сторонам.
– Мне-то, дуре, предупредить тебя надо было, – сокрушенно качала головой Варя. – Пьется легко, хорошо, но по мозгам шарахает здорово!
Алексей никак не мог прийти в себя. Выпил стакан воды, послушно проглотил лекарства и, бормоча извинения за испорченный праздник, направился к своей машине. Вместе с ним пиццерию покидали многие – кто-то рассаживался по автомобилям, большинство пошли пешком. Глядя на то, как люди спокойно переговариваются, берут друг друга под руку, сердечно прощаются, прикладываясь к щечке, улыбаются, благодарят Варю, невозможно было поверить в то, что он видел. Откровенные танцы, обжимания, а уж тем более свальный грех… Могло ли такое быть?! Алексей уже не был в этом уверен. Вряд ли. Он и в самом деле немало выпил. А пьяный мозг способен выкидывать еще и не такие фортели.
Ирина… Они едва не стали близки, страстно целовались – видимо, это произошло там, на крыльце. Уж в чем он точно был уверен, так это в их поцелуях! А потом ему стало плохо. Должно быть, это объяснение тому, что у него ничего не получилось. Однако он не испытывал сейчас ни досады на себя, ни желания вернуть, повторить сладкие мгновения. Не искал встреч с этой женщиной. Совсем наоборот. Теперь он испытывал к Ирине не слишком понятные даже ему самому чувства. Он по-прежнему восхищался ее красотой, Шустовская казалась ему притягательной и прекрасной. Но почему-то сейчас все это размывалось ощущением немотивированного, неоправданного, неясного, смутного омерзения.
Мысль о прикосновении к Ирине вызывала дурноту. Сознание раздваивалось. Теоретически он все еще желал эту женщину, но практически ему хотелось бежать от нее куда подальше.
В детстве любимым блюдом Алексей были пельмени. Он мог есть их круглосуточно, питаться одними пельменями, поглощая в огромных количествах. Пока однажды мама по рассеянности не принялась нарезать мясо, позабыв помыть нож после того, как разделывала им рыбу. Алексей на дух не переносил запах сырой рыбы и, увидев мамин промах, стал кричать, чтобы она немедленно вымыла нож. Она переполошилась, сунула нож под струю воды, потом долго промывала мясо…
Но больше Алексей пельменей не ел никогда. Он отлично знал, что мясо
Теперь ситуация повторялась. Только в этот раз Алексей не мог понять природы своего отвращения. Но, собственно, это все к лучшему. Роман с Ириной был бы непростительной ошибкой. Наверное, и разбираться-то в своих воспоминаниях о том вечере не стоило. Нужно просто подавить их. Оставить как есть. И наладить отношения с Марусей. Он ведь все еще собирался сделать ей предложение под Новый год.
…Маруся жила в эти дни как в бреду. Она не плакала, не ревновала, не задумывалась, где был Леша той страшной ночью. Не до того было. Даже боль от потери Алисы немного отступила. Все померкло перед постоянным, всепоглощающим страхом, который прочно, по-хозяйски обосновался в ее душе. Это был страх, что она неудержимо сходит с ума. Скользит в безумие. Потому что ничем иным, кроме помешательства, объяснить происходящее не получалось.
С той самой ночи с ней рядом постоянно находилось
Пробудившись, Маруся поняла, что уже поздно, давно пора вставать. Леша спал рядом: она, не открывая глаз, чувствовала его тепло, слышала, как он дышит. Ей казалось, он смотрит на нее, и в его взгляде – любовь и забота. Не помнилось ни о чем – просто хотелось, чтобы это уютное, счастливое мгновение длилось вечно…