Пропавшие в раю

Спустя какое-то время Маруся улыбнулась и распахнула глаза, приготовившись встретить ответный Лешин взгляд. То, что она увидела, было началом долгого, невероятного кошмара, который, неведомо почему, вторгся в ее жизнь. И потеря дочери могла свести с ума, но, словно этого было мало, что-то (кто-то) продолжало испытывать Марусю на прочность.

Алексея не было в комнате. Тепло, которое она ощущала, исходило не от него. Дыхание, которое она только что слышала, было не его дыханием. Рядом с ней, положив голову на подушку, лежало темное, сморщенное существо с коричневым лысым черепом. Постаревший младенец с несоразмерно большой головой и кривыми ножками, замотанный в какие-то тряпки. Карлик, сверкая лукавыми черными глазками, хихикал, обнажая беззубый рот, извивался, тянул к ней иссохшие ручонки. Ластился к Марусе наподобие кошки, урчал и изгибался.

Маруся замерла от ужаса, внутри все похолодело. Она подавилась вдохом, даже закричать не сумела, только накрепко зажмурилась, а когда открыла глаза, жуткое существо исчезло. Маруся принялась дико озираться по сторонам – никого. Ничего. Тишина, покой, солнечный свет. Уже привычно открытое кем-то окно. Окно! Может быть, карлик умудрился выскочить туда? Маруся бросилась к окошку, раздвинула занавески. Оно выходило во двор – и рядом никого не было. Из глубины двора, где Алексей собирался устроить летнее кафе, раздалось чье-то покашливание.

– Леш? – пискнула Маруся, ощущая в желудке холодный противный ком.

– С добрым утром, – сдержанно отозвался муж, – проснулась?

– Да, доброе утро. Сейчас завтрак приготовлю, – Маруся старалась говорить спокойно и ровно, продолжая при этом бешено озираться по сторонам. Ничего подозрительного.

– Спасибо, я не очень-то хочу есть, – сказал Леша, появляясь в поле зрения, – поработаю немножко. Что-то голова побаливает.

– Выпил таблетку?

– Сейчас выпью. Думал, может, само пройдет.

– Нельзя терпеть головную боль, – на автомате откликнулась Маруся, – погоди, я сейчас вынесу тебе темпалгин. И водички, запить.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Алексей слабо улыбнулся, отвел глаза и кивнул. Выглядит он и в самом деле неважно, отметила Маруся, скрываясь в глубине комнаты. Стараясь не смотреть по сторонам, не заправив кровать, она быстро пересекла спальню и вышла на кухню. Оставалась надежда, что жуткое существо ей просто померещилось, привиделось со сна.

Надежда испарилась, когда она услышала за спиной мерзкое хихиканье. Маруся вздрогнула и резко обернулась, но никого не увидела. С тех пор она никогда не оставалась одна. Уродец больше не показывался на глаза, но Маруся постоянно ощущала его присутствие. Он дышал ей в затылок, когда она сидела, двигался по пятам, куда бы она ни направилась. Маруся слышала его мелкие шаркающие шажочки, и руки ее дрожали от ледяного ужаса. Карлик вздыхал, прихахатывал, что-то негромко бормотал. Смотрел ей в лицо, когда она закрывала глаза и пыталась заснуть. Тенью вырастал за ее спиной, прикасался к ней, и прикосновения эти были отвратительны. Марусю передергивало от омерзения, и она сжимала зубы, чтобы не заорать.

Иногда, чаще всего, когда Маруся собиралась есть, комната вдруг наполнялась волнами удушающей вони. Невыносимо пахло гнилью, помоями, экскрементами. Иногда это был запах гниющей плоти. Маруся хорошо его помнила. Этим летом, когда умерла мама, было очень жарко. Температура доходила до тридцати шести градусов, и даже ночью становилось ненамного прохладнее.

Морга при деревенской больнице не было, и покойников хоронили по старинке, из дома. Раздутое, вспученное тело Ольги Петровны лежало в плотно закрытой комнате. Казалось, вот-вот туго натянутая кожа лопнет, и потечет густая зловонная жижа. Тело мамы постоянно обкладывали льдом из погреба, но это не помогало. Поначалу чувствовался лишь тонкий сладковатый запах, но очень быстро он становился сильнее, пока не сделался невыносимым. Голова кружилась, по лицу стекал пот, Маруся боялась сделать глубокий вздох, чтобы не потерять сознание, и дышала мелко и часто, как их собака Найда. В комнату невозможно было зайти, не прижав к носу платок, смоченный духами. После похорон Мария, старшая сестра, которой достался дом, вынесла вместе с мужем и братьями из комнаты все, что здесь было: занавески, ковер, диван, всю остальную мебель. Даже обои со стен пришлось сдирать. Запах въелся во все, отмыть, уничтожить, вывести его было невозможно. Оставалось только сжечь, что и было сделано.