Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах (без иллюстраций)

Иногда, сидя в тишине и покое в своей нью-йоркской квартире, я подумываю, не сменить ли мне фамилию опять на Петрову. Иногда я даже подумываю вернуться в Россию. Не из-за идиллических российских березок, поскольку воспоминания об играх на тыквенных грядках дедовой госдачи навсегда отбили у меня любовь к природе. Скорее из-за извечной эмигрантской «тоски по дому», как выразился Набоков, из-за того что все мы, в той или иной степени, испытываем близорукое чувство ностальгии по прошлому, по местам, откуда мы родом. Обычно я сразу же гоню от себя эти мысли, зная, что мне сейчас куда лучше в Нью-Йорке, чем когда-нибудь будет в Москве, даже если это означает, что между мной и семьей всегда будет океан. В конце концов, это только девять часов полета, думаю я, и пока возможность возвращения существует, я предпочитаю оставаться там, где я есть.

Но несколько лет назад я столкнулась с ситуацией, когда я отчетливо поняла, что значит отсутствие такой возможности. Дело было летом 2007 года, в России заканчивался второй срок президентства Путина. Цены на нефть росли с космической скоростью, и Путин, пользуясь ситуацией, вкачивал миллиарды в военную сферу, демонстрировал восстановление власти и влияния российского государства и превращение России в великую энергетическую державу. То, что в обновление рассыпающейся инфраструктуры, в поддержание и развитие нефтегазовой сферы, в модернизацию образования и технологий вкладывались крохи, было неважно - важно было тратить резервы и богатеть сейчас, а не откладывать на будущее.

Но для многих бывший полковник КГБ на президентском посту был обожаемой фигурой, лидером, вернувшим стране её место на мировой арене. Вокруг Путина, как когда-то вокруг Сталина, немедленно сложился культ личности. Появились кружки и календари с его изображением, татуировки и вышитые коврики. Дошло до того, что техно-поп-дуэт «Поющие вместе» мгновенно стал сенсацией, исполнив хит «Хочу такого, как Путин»[174].

Возможно, для кого-то эта песня прозвучала как шутка, бьющая в яблочко пародия на абсурд диктатуры. Но в ней отразился ещё и политический гений Путина, догадавшегося использовать затаенное чувство недовольства большой страны, враз оставшейся не у дел. Полтора десятка лет спустя после краха Советского Союза россиянам было важнее, чтобы их воспринимали как великую державу, нежели действительно быть ею. Путину не нужно было модернизировать страну, чтобы она могла реально конкурировать с другими державами; достаточно было выпятить грудь - как на растиражированной СМИ его фотографии с голым торсом - чтобы люди подумали, что Россия снова на коне. Всегда готовый продемонстрировать, как он храбро служит нации, Путин управляет подводными лодками, летает на истребителях и водит трактора, а подконтрольное Кремлю телевидение послушно распространяет и расхваливает президентский образ «человека из народа». Эти пиаровские трюки идут рука об руку с финансируемой тем же Кремлем исторической пропагандой, в рамках которой и всплыли старые слухи о «предательстве» Леонида и «позоре» его отца.

Да и без Кремля, если Сталин считается главным историческим персонажем, то всё связанное с Хрущёвым будет оцениваться отрицательно. В 2007 году я специально приехала в Москву оценить ползущий, как плющ, сталинизм.

Тогда мозаично-мраморный вестибюль станции Курская, бывший у всех на устах. Отреставрированный в своём первозданном облике 1950-х годов, он обзавелся золотой гравированной надписью - цитатой из гимна СССР военного времени: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил». Я не помню оттепели - я родилась после неё, но я также не припомню имени Сталина на публичных монументах. Брежнев свернул хрущёвские реформы, протаскивал сталинизм в латентной форме, но только в последние десятилетия имени Сталина вернули былое величие[175]

.

Говоря о Хрущёве, мама часто вспоминала его слова: «Я коснулся поверхности квашни с тестом. Другие придут и завершат работу». Она права. Шестьдесят лет спустя после оттепели её поколение уже не несет ответственности за наш сегодняшний деспотизм, хотя, к её чести будь сказано, она ходит на все демонстрации оппозиции в Москве. Но уже и после краха СССР прошло больше двадцати лет, и это делает моё поколение - тех, кому сейчас сорок и пятьдесят, и, тем более, двадцати-тридцатилетних - ответственными за те изменения, которые мы увидим в будущем.

Проблема в том, что русское политическое сознание слишком раздвоенное.

Россияне, которые в пору путинского нефтяного благополучия успели привыкнуть к образу жизни среднего класса и ещё несколько лет назад славили своего сильного лидера, после пенсионной реформы 2019 года ощутили себя преданными, так как обещания президента во время выборов 2018 о социальных поддержках остались не выполненными[176]. Сегодня публика требует большей ответственности от Кремля. Разумное требование, если бы не одна нелепость. Половина страны одновременно одобряет Сталина за его эгалитаризм и умение поддержать порядок в стране[177].