– Да, и это послужило моделью для первых кибуцев. После Второй мировой войны иракцы и египтяне создали армию, в которой командовали офицеры из бывших нацистов и которая ставила целью сокрушить молодое еврейское государство. На наше счастье, ряд стран, например, Чехословакия, согласились продавать пионерам оружие для обороны.
– Те, кого вы называете «пионерами», на самом деле поселенцы, отобравшие землю у местных жителей, – возражает Мелисса.
– В те времена здесь никто не жил, – объясняет Менелик. – Здесь были сплошные болота, населенные одними комарами. Здесь свирепствовала малярия.
– Это ваша версия, вы пристрастны! – с пылом восклицает Мелисса. – Тех палестинцев, кто здесь находился, вам приходилось изгонять.
– В Израиле по-прежнему живет арабское население. Эти арабы – полноправные израильские граждане со своими депутатами в парламенте, кнессете.
– А мне говорили, что они – граждане второго сорта, – упирается Мелисса.
– Сами увидите, тогда и составите мнение, – уверенно говорит Менелик.
Он едет в своем электрокресле дальше, к своему белому кубику-домику с террасой на крыше.
Внутри прохладно благодаря кондиционеру. Это не дом, а настоящий музей: амфоры, пергаменты, скульптуры – артефакты всех цивилизаций, сменявших друг друга на этой земле.
Менелик угощает гостей зеленым чаем со льдом.
– Ну, что же именно с вами произошло?
Александр театральным жестом вытягивает из кармана кошелек и извлекает из него кусочки керамики – раскрашенные, с гравировкой, некоторые с надписью.
Менелик хмурится.
– Я запретил вам туда лазить!
– Мы оказались непослушными учениками, – отвечает Александр, подмигивая.
Менелик разглядывает черепки в лупу.
– На первый взгляд, это эпоха Первого храма, примерно тысяча лет до нашей эры.
В комнату входит худенькая женщина с короткими седыми волосами и здоровается с гостями.
– Познакомьтесь, это Оделия, моя жена, – говорит Менелик. – Как многие здесь, она отлично владеет французским.
С виду Оделия годится ему в матери.
Видя их удивление, Менелик объясняет:
– Оделия принадлежала к группе взаимопомощи, усилиями которой я попал сюда. Как вы знаете, я родился в Эфиопии. В 1991 году Оделия участвовала в операции «Соломон» – спасении укрывшихся в Аддис-Абебе 14 тысяч евреев. Израильтяне наладили воздушный мост. Большие самолеты национальной авиакомпании «Эль Аль» совершили тридцать четыре рейса, чтобы спасти нас из ада гражданской войны. Я прилетел последним бортом.
– В Израиле многие называют их «фалаша», – подхватывает присоединившаяся к гостям Оделия. – По-ахмарски это значит «изгнанники». Сами они себя изгнанниками не считают: они утверждают, что являются потомками царя Соломона и царицы Савской.
– Скорее всего, это просто легенда, – говорит Менелик. – «Менеликом» якобы звали сына еврейского царя и эфиопской принцессы. После операции спасения мы с Оделией поженились.
– Мало было покинуть Эфиопию, надо было еще помочь ему здесь устроиться. Я жила здесь, в кибуце, а ему было восемнадцать лет. Потом случилось несчастье…
– Что произошло? – спрашивает Мелисса.
– Молокосос четырнадцати лет подорвал себя в автобусе…
Все надолго умолкают.
– Менелик уцелел, но из-за осколка в позвоночнике у него отнялись ноги.
Менелик улыбается.
– Такова ирония судьбы, – говорит он. – Убежать от гражданской войны в Эфиопии, чтобы здесь стать калекой по милости подростка…
Трое французов поражены беззаботным тоном Менелика. Но Мелисса все еще намерена доказать свою правоту.
– Если бы вы отказались от колонизаторской политики на оккупированных территориях, то этого не произошло бы, – говорит она.
– Действительно, – откликается Оделия, чья цель, похоже, избежать даже попытки спора.
Разговор продолжается еще немного, потом Оделия и Менелик предлагают французам прогуляться в садике за домом. Там выстроены в образцовом порядке около сотни ульев.
– Я отвечаю за производство меда, а еще я – энтомолог, изучаю поведение пчел.
От пчелиного балета глаз не оторвать. Какое-то время все завороженно любуются им.
– Пчела живет в среднем сорок дней, – сообщает Оделия. – За свою жизнь она успевает опуститься на тысячу цветков и произвести меньше столовой ложки меда. Для нас это сбор меда, для нее – дело жизни.
Она достает из сумки баночку меда и предлагает всем попробовать. Рене жмурится, чтобы оценить каждую молекулу волшебного вещества.
– В кибуце восемьсот ульев, мы производим за год десять тонн меда.
Мелисса и Рене поздравляют ее. Александр держится в сторонке, не хочет даже подойти, не то что попробовать мед.
– Не любите мед? – обращается к нему Оделия.
– Я тут познакомился с пчелиными жалами. – Александр демонстрирует руку, забинтованную прошлой ночью Юсефом Дауди.
Оделия всплескивает руками.
– Можно взглянуть?
Он, морщась, сматывает бинт и показывает распухшую багровую руку.
– Это постарались не пчелы! – восклицает она. – Вы не тех обвиняете.
– Осы, что ли?
– И не осы, – говорит Оделия. – Азиатские шершни, вот кто!
Эти слова произнесены угрожающим тоном.
Оделия осматривает опухшую руку Александра.