Тем временем терпение населения Израиля истощилось. Люди не хотели больше терпеть греческое засилье. Да, греки возводили городские укрепления и монументы, пленяли еврейскую аристократию своей ученостью, но при этом вели здесь братоубийственные войны.
56
Сальвен гневно врывается в рабочую комнату Гуго де Пейна.
Он застает великого магистра за увлеченной беседой с Гаспаром Юмелем. Перед ними лежит толстенная рукопись.
– Проклятье! Ты уже приволок свое пророчество! – с ходу восклицает Сальвен, обращаясь к Гаспару.
– Гаспар запросил аудиенцию, чтобы показать свой труд и узнать, в правильную ли сторону он идет, – елейно отвечает Гуго де Пейн.
– Нет, это уже слишком! Не мог он все завершить! – негодует Сальвен.
Гуго де Пейн оглаживает свою длинную седую бороду.
– Нет, успокойся. До завершения ему еще далеко. Я увидел только первые шаги.
Великий магистр замечает под локтем единственной руки Сальвена толстый кодекс.
– Надо полагать, это твоя рукопись? Тем лучше, я составлю предварительное мнение об обоих ваших проектах.
Сальвен опускает на стол великого магистра плод своих трудов.
Гуго опускается в кресло, берет круглую линзу, вставляет ее себе в правую глазницу и начинает сличать два текста. Сальвен и Гаспар ждут результата молча, не садясь.
Гуго то кивает головой, то выражает удивление подниманием брови или вздохом восхищения.
Наконец он закрывает оба кодекса, смотрит на Сальвена, потом на Гаспара – и уже не сводит с последнего взгляд.
– Я весьма впечатлен качеством ваших первоначальных усилий. Многое у вас совпадает. Оба проекта выглядят многообещающе. И все же… должен признать, что на данном этапе нахожу пророчества Гаспара более точными и лучше изложенными. Ты пишешь, как поэт, Гаспар. Ты же, дорогой Сальвен, похоже, делаешь свое дело слегка на скорую руку. Заметна торопливость, отсюда приблизительность, а то и невнятица. Что такое «телескоп»? Изволь растолковывать вещи, лично мне, например, совершенно неясные. Твой подход – хронология по столетиям – отличается от подхода Гаспара, выбравшего тематический способ. Но, что бы там ни было, продолжайте оба! Мое мнение – не единственное, предстоит выслушать других шестерых магистров.
57
Рене, потеряв терпение, уже стучит в дверь бунгало Александра кулаком. Ответа все равно нет. Он дергает дверную ручку, но Александр тоже сообразил заблокировать свою дверь ножкой стула.
– Знаю, вы там!
Наконец дверь открывается. У Александра усталый вид, он трет глаза, как будто только что проснулся.
– Что-то случилось, Рене? – спрашивает он невнятно.
– Это придумал Я! Если вы забыли, то все началось с МОЕГО открытия, что существует пророчество Сальвена де Бьенна! Если бы не я, вы бы никогда о нем не узнали.
Александр жестом просит его не кричать и приглашает к себе в бунгало, где из-за задернутых штор царит полутьма. Рене садится, Александр предлагает ему зеленый чай.
– Дело не в тебе, дорогой Рене. Мы с тобой можем спасти мир благодаря НАШИМ пророчествам и ордену тамплиеров, который мы вместе создали для защиты этих текстов.
– Благодаря нам тамплиеры будут располагать ценнейшими познаниями, которых не будет ни у кого из их современников. Из этого приключения нельзя выжать никакой личной славы. Подумай лучше о благе всего человечества, его грядущих поколений, а не о собственном престиже.
– Вы использовали то, чему вас научил я, вы пишете свое собственное пророчество. Но вам не заменить пророчества Сальвена де Бьенна пророчествами Гаспара Юмеля!
Александр качает головой.
– Рене, Рене… Ты, кажется, не сознаешь величины ставок. А я рассуждаю так: эти пророчества так важны, что допустимы любые приемы, лишь бы получился образцовый текст. Превзойди самого себя, если хочешь выиграть, перестань меня клеймить и мешать мне. Лучше совершенствуй свой текст и стиль, как справедливо посоветовал Сальвену Гуго де Пейн.
– Успокойся. Полюбуйся, уже восемь вечера. Оба мы без сил, оба уже не накропаем ничего годного. Лучше пойдем ужинать в столовую кибуца.
Но Рене все еще сильно огорчен и не находит слов.
– Брось, хватит упираться! – улыбается Александр. – Кстати, если мы не разбежимся, то сможем друг за другом следить, чтобы ни один не смог вырваться вперед…
Этот довод оказывается самым убедительным.
Они заходят за Мелиссой. Та не скрывает радости, что они вернулись к нормальной жизни. Она надела то, что нашла в своем бунгало: вполне античную на вид греческую тунику и сандалеты.
Они ставят тарелки с едой на подносы, совсем как в столовой Парижского университета и в «Царе Давиде».