— Не понимаю тебя, Джон, чем ты недоволен. По-моему, все хорошо. На мой взгляд, ошибка в том, что мы с тобой встретились слишком поздно. Нам следовало бы встретиться лет этак… — она призадумалась, — не буду уточнять сколько, но, во всяком случае, давно.
— Я не о том, Стефани, лучше бы мы с тобой оставались любовниками.
— Мы можем оставаться ими и сейчас, и даже если я выйду за кого-нибудь замуж.
— Может быть, я к этому времени умру, — неожиданно для самого себя сказал Джон.
Стефани удивленно посмотрела на него.
— Ну нет, тут уж у тебя ничего не получится. Мы умрем вместе и в один день.
— Это произойдет тогда, Стефани, когда ты захочешь отравить меня.
— Травить я тебя пока не собираюсь, я лучше тебя застрелю.
— Стефани, сейчас я возьму тебя и положу поперек своих колен и знаешь, что будет тогда? — он сделал грозные глаза.
Стефани рассмеялась.
— А, ты просто меня нашлепаешь, как маленькую девочку.
— Да, — улыбнулся Джон, — я буду шлепать тебя, пока ты не начнешь смеяться и плакать.
— А я начну тебя целовать, — сказала Стефани, но тут же тяжело вздохнула. — Вот видишь, Джон, все-таки ты прав, все браки таковы: в результате полное отупение. Мы дошли до того, что начали говорить о шлепках.
Она поудобнее устроилась у него на плече, несколько раз вздрогнула, засыпая, и затихла.
Джон осторожно высвободил свою руку, спать ему совершенно не хотелось. Он пристроил подушку повыше, сел в кровати и долго еще смотрел в бледный прямоугольник ночного окна.
— Наверное, браки, и в самом деле, отупляют, — тихо проговорил Джон.
Он говорил вслух, потому что ему хотелось обращаться в этом момент к Стефани, которая спала. Ему хотелось верить в то, что жена сейчас слышит его.
— Да, они отупляют, Стефани. Почему мы говорим с тобой о всякой ерунде и никогда всерьез? Ведь существует столько проблем: твоих, моих и они все неразрешимы. Мы обходим их, как корабли обходят рифы и острова в океане. Но они остаются и когда-нибудь нам придется натолкнуться на них. Вот, к примеру, мой разговор с доктором Корнером. Почему, Стефани, я не говорю тебе о нем? Ну что бы страшного случилось? Ты бы немного озаботилась, а потом забыла, мы бы вновь шутили, смеялись, а мне стало бы легче. А так я все время помню о предупреждении Гарди, я готовлюсь к тому, что в любой момент могу умереть. Даже сейчас, пока ты спишь… я схвачусь рукой за сердце и упаду рядом. Утром ты подумаешь, что я сплю и не станешь будить. Ты поймешь, что я мертв, только коснувшись моего холодного плеча…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
—
Когда Чак проснулся, Билли уже плескался в ванной. Он набирал полный рот воды и громко полоскал горло.
— Билли, ты не можешь потише! — крикнул с кровати Чак.
— Могу, но тогда мне не будет так приятно, — Билли вновь набрал воды и принялся булькать.
— Какой ужасный звук, — Чак остановился в дверях комнаты, — такое впечатление, что ты, Билли блюешь.
— Чак, я же тебе говорил, я блевал только один раз в тюрьме, когда меня отравили аргентинской бараниной.
Чак не ответил. Билли скептичным взглядом посмотрел на своего приятеля.
— Я начинаю подозревать, Чак, что ты из другой породы людей.
— Как, ты уже разделил людей на породы? — удивился Чак. — Ну и к какой из них ты отнес меня? К цветном или к белой?
— Цвет кожи тут ни при чем, — сказал Билли, принимаясь чистить зубы, потом еще раз прополоскал рот, — тут все дело в другом, — он постучал себя по голове, — все люди разделяются на две категории: одна — это те, которые блюют при виде полуразложившегося трупа и другая — те, которые не блюют. Так вот, я отношусь к первой категории, а ты, Чак, по-моему, слюнтяй и относишься ко второй.
— Не знаю, Билли, честно говоря, я не проверял ни себя, ни тебя по этой классификации.
— Сегодня, надеюсь, представится хороший случай. Правда, полу разложившегося трупа я тебе не обещаю, но два свежих — это обязательно, к тому же они будут, скорее всего, обгоревшими.
Билли расхохотался. Чаку от его смеха сделалось не по себе и он вновь вышел в номер.
За окном послышался звук заводящегося двигателя автомобиля. Чак согнул планку жалюзи и выглянул на улицу. Джип Стефани и Джона стоял на месте. Никого за рулем не было. Это всего-навсего отъезжала машина, которая привозила продукты в бар.