Прощай и будь любима

«Мы живем на краю бездны и ходим вдоль обрыва», – думала Валентина. Сколько уже было мгновений, когда казалось, еще шаг – и она в бездне… В детстве отец возил их, ребятишек, на велосипеде по самому краю речного обрыва… Тот жулик, что лез к ним в окно, такой страшный… Потом автомобильная авария… Развод, унесший столько сил… И эта опухоль на груди, ожидание результата анализа. И снова дикая ревность мужа… Она прошла по самому краю пропасти, постояла у бездны, и а сегодня – так остро чувствовала жизнь!

В поле опять запела – благо ни единого человека! Благословляю вас, леса, долины, нивы… И в поле каждую былинку, и в небе каждую звезду… Так вот оно, истинное счастье! – быть здоровой, чувствовать мир, которого ты мог лишиться, а если рядом подруга, как бы подаренная небесами, – вот счастье!

Проигрыватель «Аккорд», пластинки Маргариты…

Соната Сезара Франка бодрила. Страстная, драматическая мелодия звала к жизни, обращалась с музыкальным укором, – какие восхитительные абстракции мужества!.. Звучал карнавал жизни и напоминал ставшие теперь модными танцы шейк, рок… Да, Маргарита позаботилась о музыке, которая способствовала выздоровлению.

Недели через две Тина почувствовала себя настолько хорошо, что захотелось домой, к дочке, матери, отцу… Мужа она как бы переселила на необитаемый остров. Мало того: она начала писать книгу о Кустодиеве, перенесшем столько болезней и операций.

Маргарита повезла ее в Москву, и она, счастливыми глазами глядя вокруг, продолжала про себя петь: «Благословляю вас, леса, долины, нивы…»

Дорога – прямая, как стрела, к тому же только что омытая дождем, блистала, словно натянутая серебристая фольга. Вдоль горизонта – белые облачка. На березах – желтые листья, на рябине – красные гроздья винограда.

А все-таки жить хорошо! Настеньке уже десять лет – значит, не зря она связала свою судьбу со Славой?

Однако последним его поступкам не было прощения. Во-первых, он устроил настоящее аутодафе. Зачем-то попросился на Басманную к ее родителям, без нее, что-то искал. Когда появилась жена, кинул ей пачку фотографий (это были Сашины снимки, там, в Тимирязевском парке) – и велел ей немедля на его глазах все разорвать. О Боже, как она могла! Но – смогла: жалко было отца. К счастью, не тронул тот коралловый браслет, что подарил при отъезде Саша.

Во-вторых, испепеляемый местью за ту, настоящую ее любовь, привел в полученную женой квартиру другую женщину, и та три дня ночевала в их доме! Это все было так мерзко, что Тина поняла: болезни могут снова вернуться, и дочка может стать сиротой. Развод, скорее развод!

Четыре раза муж не являлся в суд, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы она с головой не окунулась в перипетии жизни художника Кустодиева и если бы… не обнаружила затерявшиеся письма Кирика.

* * *

«Дорогая моя сурьезная женщина!

Прочитал великолепную вещь Трифонова! И успокоился. Видишь – не всё тебе меня успокаивать, иной раз и я могу тебя успокоить. Получил огромное удовольствие от Трифонова. Какой „вкусный“ язык, и вместе с тем „вкусный“ не как самоцель. Все у него на месте, и жаргонные словечки, и простые обыденные, и даже свежеизобретенные. Все согрето смыслом. Я бы назвал это объективным реализмом.

Жадно (с голоду) поглощаю книжки. Прочел одним духом „Сумму технологии“ Ст. Лема. Титан-мужик! Поштудировал письма Короленко и увидел много своего (он – тоже Лев). Действительно, мне бы редактором быть, будь я учен…»

«О твоем замужестве не хочу ни говорить, ни слушать. Разве я не говорил тебе, что я из расы Прорицателей? Так что – не жду от твоего брака ничего хорошего…

Зато с опозданием поздравляю тебя с днем твоего рождения и внутренне радуюсь ему. Уверен, что твое появление на Земле принесло немало радости и света многим знающим тебя и узнающим по результатам твоих трудов.

На расстоянии, близком к космическому, многие моменты кажутся иными. Наши отношения по-прежнему живы и теплы, и я искренне благодарен тебе за радость и трудность общения.

Был у меня и рецидив певческой болезни на банальном фильме с участием Рафаэля. Мне всегда кажется, что люди достойны лучшего искусства, во всяком случае лучшего „духа“ искусства. И есть ощущение, что я мог бы в этом плане быть полезным людям. А может, это ловушки личных желаний. Во всяком случае, уже не время говорить об этом…

Дела у меня внешне – никак, внутренне – по-всякому. Общения бывают интересны, контакты, друзья, книги. А вообще-то нужно нам повидаться! Хочу тебе попеть, а главное, посоветоваться, потому как невольно (а может, и вольно – очень уж вольно!) выхожу на весьма крайние и чреватые решения. Впрочем, и их осуществить не так просто. Еще неделя-две – и я в Ленинграде. Приезжай! Чем-то я понравился доктору Ирине, ей лестно, если ты прибудешь в Ленинград. Приезжай. Не пропадай.

Твой концертмейстер».

«Милая умница!

…В связи с пафосными государственными праздниками меня терзают чуть не каждый день, пришлось аккомпанировать и опять петь „Есть у революции начало, нет у революции конца!“. Ну и Ленин тут же. – О!